В полночных звёздах правды нет. Избранное. Редьярд Джозеф Киплинг

хотел бы знать я!»

      Дубина адъютант молчит,

      а штаб глядит с ухмылкой,

      Внося в блокноты всё, что Джонс

      с горы сигналит пылко:

      «Голубка, с Бэнгзом проводить

      не смей ни дня, ни часа;

      На пограничье не найти

      опасней ловеласа!»

      Как ни была б Любовь слепа,

      но люди-то ведь зрячи.

      Передаёт супруге Джонс,

      ревнивый и горячий,

      Пикантные подробности

      из генеральской жизни.

      Все точки и тире полны

      жестокой укоризны.

      Дубина адъютант молчит,

      а штаб гладит с ухмылкой,

      Как багровеет Бэнгз от щёк

      до бритого затылка.

      Но хладнокровно молвил Бэнгз

      сопровождавшим: «Еду!

      Кру-гом! За мною! Рысью – марш!

      Здесь – частная беседа».

      Заметить надобно, что Бэнгз

      был человеком чести:

      Он Джонса юного не стал

      преследовать из мести.

      Но Бэнгз достойный прогремел

      до самого Мадраса:

      «На пограничье не найти

      опасней ловеласа!»

      Моя соперница

      Я на концерте, на балу

      Краснею, смущена,

      И потому сижу в углу,

      Одна, всегда одна.

      Не мне, а Ей стихи печёт

      Восторженный поэт.

      Ей сорок девять, Ей – почёт,

      Не мне – в семнадцать лет.

      Всегда стеснительна до слёз,

      Я прячу робкий взгляд,

      Краснею от корней волос,

      До носа и до пят.

      Но с алой щёчки Госпожа

      Похитила мой цвет,

      И в сорок девять так свежа,

      Как я – в семнадцать лет!

      Ах, мне бы так – прийти и взять,

      Да где уж! Я – молчу.

      Мне двух словечек не связать,

      И как я ни хочу,

      Но, как Она, не пошучу,

      Не позабавлю свет.

      Всё в сорок девять по плечу,

      Но – не в семнадцать лет!

      Она постарше матерей

      Юнцов, которым день

      Толпиться у Её дверей

      Нисколечко не лень.

      За экипажем Госпожи

      Они помчатся вслед,

      А за моим – так ни души…

      Ведь мне – семнадцать лет!

      А если скачет на коне,

      На Мэлл[3] – сплошной парад.

      И тут не помогает мне

      И лучший мой наряд.

      И никуда не пригласят

      Меня на вечер, нет.

      Ведь Госпоже – под пятьдесят,

      А мне – семнадцать лет!

      Она зовёт меня «Жужу»,

      «Милашка», «нежный друг»,

      И вечно в тень я ухожу.

      И мне достался вдруг

      Недавно от Её щедрот

      Жених – столетний дед.

      Красавчик – Ей, а мне – урод:

      А мне – семнадцать лет!

      И я мечтаю, чуть дыша,

      О том, как в свой черёд

      Своё отшутит Госпожа,

      Отпляшет, отпоёт.

      Тогда на бодром скакуне

      Промчусь в кругу друзей,

      И будет сорок девять мне,

      За восемьдесят –

3

Пэ́лл-Мэлл – улица в центральной части Лондона.