Голоса возрожденных. Макс Маслов

окруживших базамент, улыбались во все рты. Облачение многих было довольно простым и сводилось к шкурам животных, опоясывающим бедра и грудь, другие, в меньшем количестве, носили серые мантии с головы до ног и наверняка принадлежали к особенной привилегированной группе мотыльков. Третьи не прикрывались ничем. Их тела были измазаны толстым слоем грязи, высохшей и потрескавшейся, на которой пестрели узорные завитки, нанесенные густой белой краской. Клер живо представила себя измазанной такой грязью и поморщилась. Сейчас на ней было надето грубое холщовое платье черного цвета, а ноги, о чудо, обмотаны тряпичными полосками ткани, скрывающими незалеченные раны. И это, скажет вам любой, намного лучше того отрепья, в котором она попала сюда.

      Пространство вокруг заполнилось беззвучной радостью и предвкушением чего-то необычного, но не для Клер. Она, нервно переступая с ноги на ногу, вырисовывала картину, при которой груды камней, наросших сталактитами по всему каменному брюху, обрушатся на головы убогого народца, вот тогда-то они и поймут, что улыбаться было нечему.

      К завываниям Гэ́сты добавились призывы ее подданных коснуться с виду огромного овального камня по центру базамента, называемого повсеместно Ю́ши. Тогда краснощекая пампушка не знала, что это такое, да и вообще многим бесполезным вещам в этом подземелье преувеличенно придавали особый смысл. Но ее заинтересованность проступила в тот момент, когда из камня, ко всеобщему изумлению, раздались глубокие звуки, походившие на пение китов. Никто бы не поверил ей в Рейне, но это был не камень, а гигантский белоснежный кокон, а в нем куколка, ждущая часа, чтобы прорвать шелковый покров. Когда огонь воспылал ярче, взор Клер упал на паутинчатые нити на длани остроконечных камней. Звуки возникали и стихали, а сквозь шелковую преграду просачивалось пятно желтого-красного света. Свет пульсировал и, разливаясь, дрейфовал по оболочке, и это очень нравилось Э́нжу. Любопытство приманило призрачного ската совсем близко, так что Гэ́ста задрала голову в созерцании милейшей души. Ее глаза заслезились от света, отчего костлявая кисть руки, взмывшая преградой перед лицом, нависла желанной тенью.

      – Артоке́с, – выдавила правительница, натянув на лицо тканное полотно капюшона.

      По ощущениям Клер, это слово означало ругательство или что-то подобное. Сначала девушка хотела окликнуть малыша, но, приметив всеобщее недовольство, озадаченно проступающее в искривленных ртах и острых взорах, передумала. Эти гримасы приятно разлились по телу долгожданным наслаждением и заставили ее возликовать тому, но где-то в глубине души внутренний голос твердил ей, что лучше бы их не злить.

      Э́нж обогрел оболочку кокона теплом брюшка, и Ю́ша откликнулась ему. Милейшее зрелище предстало сторонним глазам, сменившим обеспокоенность на восторженность.

      – Ух! Ух! – послышалось повсюду, так что пещера содрогнулась в тысячах голосов.

      Клер даже забеспокоилась из-за этого. Она вроде бы и желала проучить чудаковатый народец, но все это было не