Поющие в преисподней. Рассказы. Константин Шахматов

собственноручно оставил на бланке закрытия счета, была законной и подлинной.

      Выйдя из банка, юноша пересек скорым шагом несколько улиц, а когда показались окраины города, сел на деревянную лавку, переждал пару минут, отдыхая, и проверяя, не ведут ли за ним воображаемые грабители слежку? После чего продолжил движение.

      Он помнил прекрасно, как зарекся не появляться у Марфы Авдеишны, поэтому в лес вошел, испытывая смущение и беспокойство. Сейчас, как всякому неуверенному в себе человеку, в его голову лезли вредные мысли. А что, если?

      Хотя накануне он и представлял себе, как молча положит на стол колдуньи драгоценнейший сверток, и как заберет бедную девушку, но старая ведьма могла запросто разрушить все его планы.

      Пройдя знакомыми тропами, Митя вышел к заветной избушке. Похоже, что старуха увидела его еще из окна. А может поджидала заранее? Он только подошел к покосившемуся крыльцу, как та уже спешила навстречу, опираясь на суковатую палку.

      – Здравствуй, здравствуй! – закивала Авдеешна, – Никак, по мою душу примчался, касатик? Я как чувствовала. Думала, что обязательно явишься, после вчерашнего.

      Студент ощупал за пазухой холщовый пакет.

      – Да… Вот зашел к вам по важному делу.

      – Ну, проходи, – старуха ткнула палкой в раскрытую дверь, – Что топтаться на улице.

      Юноша медленно поднялся по скрипучим ступеням, и вошел в дом, вслед за прозорливой Авдеешной.

      – Говори, – сказала старуха, усадив гостя на единственный в комнате стул.

      Сама же села на лавку, вдоль противоположной стены. Над ее головой висели почерневшие от копоти рукописные доски. Иконы, наверное? Нет, непохоже.

      Митя достал из-за пазухи сверток. Вчера он так рассудил: подумаешь, деньги! На примере отца и собственной матушки, он видел прекрасно, как те приходят в семью, и тут же уходят, неизвестно в каких направлениях. Ну, привезет он домой эти шальные деньжищи, так их сразу же отберут. Матушке то нужно купить, папеньке – это. Что же останется у него, в лучшем случае, рублей двести. И потратит он их на всякую ерунду, стопудово. Нет, пусть хоть в данном случае деньги послужат доброму делу.

      – Это деньги за Машеньку, – прокашлявшись, произнес он, – Пять тысяч рублей, тютелька в тютельку. Раз я лишил вас хорошего покупателя, то готов компенсировать. Я сам выкуплю девушку.

      Авдеишна улыбнулась, глядя на бумажный пакет. Её лицо расцвело, а морщины заметно разгладились.

      – Пять, – кивнула она, – это дело.

      Пальцы старухи суетливо забегали по кривозагнутой палке.

      – Это, конечно же, хорошо. Я сразу увидела в тебе благородного человека, готового пожертвовать чем угодно, но…

      Старуха закашлялась. Закашлялась так, будто оттягивала неприятное продолжение.

      – Но не далее, как вчера, произошла еще одна неприятная вещь. Моя внучка сбежала. Я догадываюсь, где она может скрываться, и кто её надоумил…

      Старуха