«Свет и Тени» французских маршалов времен эпопеи неуемного «генерала Бонапарта» (Тулон, 1793 – Ватерлоо, 1815): от Бернадота до Мармона. Яков Николаевич Нерсесов

натиска русских лейб-гвардейцев, без приказа Наполеона, лично кинулся на помощь Сульту с одной из своих ганноверских пехотных дивизий (его кавдивизию Келлермана-младшего перебросили на другой участок фронта) и по сути дела спас положение. Только затем подоспела гвардейская кавалерия Бессьера из резерва Бонапарта и понесшая потери элита русской армии откатилась назад. Этот бросок-маневр поспособствовал закреплению решающего успеха Наполеона в центре русской позиции, а значит, и общей победе.

      Нам не известно ничего о недовольстве Бонапарта самостоятельными действиями Бернадоттом после завершения аустрелицкой битвы. Более того, его заслуги не остались незамеченными: после окончания войны он управлял княжеством Ансбах в Баварии (там он по «ганноверской схеме» снова весомо поправил свой «бюджет») и чуть ли не первым среди маршалов получил в 1806 г. княжеский титул, став князем Понто-Корво (Понтекорво).

      …Кстати, крохотное владение Понто-Корво входило в состав Неаполитанского королевства, и то, что именно Бернадотт превратился в его светлость герцога Понто-Корво, вряд ли может кого-либо удивить. Это «пожалование» лишний раз подчеркнуло: император наградил Бернадотта не за его заслуги, а за то, что он – член семьи Бонапартов…

      К тому же, рассказывали, что Наполеон приказал выдать беарнскому горлопану столько денег, сколько тот пожелает, чтобы не вопил на всех перекрестках, что во времена Империи Наполеона ее маршал вынужден попрошайничать. В общем, для утоления все возрастающего аппетита маршала-свояка делалось все возможное.

      …Между прочим, в отличие от других «титулованных» наполеоновских соратников, маршал Бернадотт никогда не подписывался своим новым титулом на официальных документах, а всего лишь… «Ж. Бернадотт»…

      Все эти «префиренции», в том числе, и «золотой дождь», пролившийся на нашего беарнского горлопана-«попрошайку», вызвали немало кривых ухмылок со стороны других маршалов Империи, чьи заслуги перед Отечеством и лично Наполеоном, несомненно, были выше, чем у наваррского «выжидателя». Причем, последний не сделал ничего, чтобы помочь Наполеону овладеть престолом, но и явно демонстрировал неприязнь к нему. Более того, сам Бонапарт никогда не питал особого доверия к этому «члену клана Бонапартов» («пролезшему» в него через одно всем известное «сладкое женское место»), чьи военные заслуги в прошедшую кампанию были незначительны. Среди обиженных маршалов и генералов, а затем и в казармах, от ропота и глухого ворчания перешли к откровенным разговорам о… семейственности. Это были прямые намеки на Дезире Клари, кстати, так и… не дефлорированную Бонапартом.

      Больше всех возмущался его старый «коллега по ремеслу»… желчный Даву, открыто говоривший об ошибках «жалкого Понто Корво» в этой кампании: опоздал захлопнуть в капкане Кутузова; не сумел организовать преследование русских после Аустерлица и т. п. С той поры