Жестокие слова. Луиза Пенни

ждет, когда его впустят внутрь.

      Дверь открыла женщина лет семидесяти пяти.

      – Oui?

      У нее были седые, аккуратно подстриженные волосы. Лицо почти без всяких следов косметики – лишь немного вокруг глаз, которые смотрели на него поначалу с любопытством, потом с узнаванием. Женщина улыбнулась и открыла дверь шире.

      Гамаш показал ей удостоверение.

      – Извините, что беспокою вас, мадам. Меня зовут Арман Гамаш. Я служу в Квебекской полиции.

      – Я вас узнаю, месье. Прошу, входите. Меня зовут Кароль Жильбер.

      Манеры у нее были приятные, располагающие. Она пригласила его в прихожую. Гамаш бывал здесь и раньше. Много раз. Но теперь помещение изменилось до неузнаваемости. Словно на скелете наросли мышцы, связки, кожа. Форма осталась, но все остальное изменилось.

      – Вы знаете этот дом? – спросила она, наблюдая за старшим инспектором.

      – Я его знал, – сказал он, ловя ее взгляд.

      Кароль посмотрела на него твердо, но без всякого вызова. Она вела себя как хозяйка – была уверена в себе и не чувствовала необходимости доказывать это. Гамашу показалось, что она расположена дружески, любезно, но все время остается начеку. Что там говорил Питер? Что когда-то она работала медицинской сестрой? Гамаш предположил, что она неплохо знала свое дело. Лучшие из них все время начеку. Ничто не проходит мимо их взгляда.

      – Здесь все сильно изменилось, – сказал Гамаш, и Кароль кивнула, приглашая его дальше в дом.

      Он вытер подошвы о коврик перед сияющим деревянным полом и последовал за ней. Прихожая выходила в большой холл с полом, выложенным новенькой черно-белой плиткой. Перед ними были широкая лестница и арки, ведущие в разные комнаты. Когда Гамаш приходил сюда в последний раз, он видел здесь руины, дом, впавший в отчаяние. Впечатление было такое, будто дом, проникшись к себе отвращением, уничтожает сам себя. Что-то обваливалось, обои висели клочьями, паркетины дыбились, потолок коробился. А теперь на полированном столе в центре помещения стоял громадный пестрый букет, наполнявший воздух ароматом. Стены были покрашены в изысканный золотистый цвет – что-то между бежевым и серым. Все было ярко, уютно, изящно. Как и женщина перед ним.

      – Мы еще продолжаем ремонтные работы в доме, – сказала Кароль, ведя его через арку направо. Спустившись на две ступеньки, они оказались в просторной гостиной. – Я говорю «мы», но на самом деле этим заняты мой сын и невестка. Ну и рабочие, конечно.

      Она произнесла это с самокритичной улыбкой.

      – Я была настолько глупа, что на днях спросила, не могу ли чем-нибудь помочь. И тогда они дали мне молоток и попросили прибить гипсокартон. Я пробила водопроводную трубу и электрический провод.

      Ее смех был таким искренним и заразительным, что Гамаш поймал себя на том, что и сам рассмеялся.

      – Теперь я готовлю чай. Они называют меня чайной дамой. Чаю?

      – Merci, madame, это будет очень мило.

      – Я скажу Марку и Доминик, что вы пришли. Я полагаю, речь пойдет о том несчастном в бистро?

      – Да.

      В голосе ее слышалось