Василиса Опасная. Зеркальная маска джанары. Ната Лакомка

и в коридоре остались только я и Невмертич. Было тихо, лишь откуда-то издалека лилась хрустальная музыка – как издевка.

      – Куда это вы собрались, Краснова? – поинтересовался ректор обманчиво-мягко. – Вы чем-то недовольны, как мне кажется?

      Конечно же, разумнее было промолчать, но я смотрела в лицо ректору, прямо в глаза – и понимала, что промолчать не получится. Серебряная музыка что-то сотворила с мной – но совсем на иной лад, чем с остальными студентами. Вместо того, чтобы замереть в восторге, меня так и распирало. И хотелось сотворить что-то, отчего небо и земля перевернутся.

      Но силами такой мощи я, конечно же, не обладала. И причина не в злополучных семи процентах…

      И сейчас мне оставалось только высказать ректору свои соображения по этому поводу – и пожестче, и с треском вылететь из этого заведения, потому что в их Особые тюрьмы я ничуть не верила. Ничуть!

      Но секунда шла за секундой, а я молчала. Ректор продолжал держать меня за плечо, и его ладонь давила на меня, как каменная плита. Только я не делала попытки освободиться. Потому что… нет, не потому что испугалась…

      Почему же?

      Я облизнула пересохшие губы и поняла – почему. Потому что я – Васька Опасная из сто пятнадцатой квартиры, в бейсболке и мешковатой толстовке. Я – чудила, и в голове у меня ветер. Меня не приняли в хореографическое училище, потому я недостаточно высокая, и родители уже несколько лет каждую встречу начинают с одной фразы: «Василиса, что из тебя вырастет толкового?!.». А он… А он – существо совсем другого мира. Видно, что никогда не ел сосисок в булочке, что продают на улицах, заливая «китченезом» – смесью кетчупа и майонеза. Судя по машинам, которые он так быстро меняет, ректор обедает только в самых дорогих ресторанах. В «Вандалах», например, где здание больше смахивает на дворец, а не на общепит. И у него, наверное, очень интересная жизнь – наполненная колдовством, волшебством и всякими чудесными штуками… И всякие там рыжие ехидны трутся вокруг него, как медом намазано.

      На Невмертича тоже не подействовала музыка декана с факультета песнопений, но я сильно сомневалась, что дело тут в отсутствии слуха. Мужская рука все крепче сжимала мое плечо, а потом ректор спросил:

      – Может, расскажете, что пришлось вам не по душе?

      Я опустила глаза, чтобы он не прочитал моих мыслей. Вдруг он читает мысли?.. А мне бы не хотелось, чтобы он узнал о них. Узнал, что я на самом деле думаю о нем.

      – Ну же, говорите, Краснова.

      – Мне все не по душе, – глухо ответила я. – И ваша школа, и ваши студенты с преподами, и вы сами.

      – Институт, – поправил он меня.

      – Без разницы.

      – И чем же мы так вам не угодили?

      – Всем! – ответила я дерзко, пытаясь разозлиться. – Занимаетесь здесь ерундой! Дешевыми фокусами!.. У меня другие интересы в жизни. «Волшебство! Оборотничество!», – я передразнила Ленку, – да плевала я на ваше оборотничество! И на муравьев ваших, и на ваши песенки!.. На все плевала!..

      Но моя вспышка не вызвала у ректора особого интереса.

      – Да у вас истерика, Краснова, – сказал он будничным голосом. – Понимаю, все это