Подкова для черепахи. Евгений Александрович Минин

на того, что ещё дышал и лежал без сознания.

      – И вы не злитесь на нас за то…

      – Пацан, что ты начинаешь? Всё в порядке. Мы договорились о браге. Враждовать не будем.

      – Не ругай молодого, – Мяк приобнял Кузнеца и, улыбнувшись, посмотрел на Искора. – Нам нас много не надо. Всё порядок.

      Пока воллы несли бочки с брагой, Кузнец коротко рассказал о том, через что они с Искором прошли.

      – Так что пацан у меня боевой, – гордо заметил Кузнец.

      – Непохож. – Мяк смерил Искора взглядом. – Получается, многих напарников пережил?

      – Он и меня переживёт. – Кузнец подмигнул Искору.

      – А почему вас… тебя Мяк зовут?

      – Прозвище. Зовут меня Умпава. Там ещё буквы были, но я забыл, какие.

      – Что ты сделал, чтобы получить такое прозвище?

      – Дрался. Люди такой звук делают, когда я их бью.

      Искор сглотнул и поутих. Он рассматривал Мяка. Зеленоватая кожа рельефно обтягивала могучие и крепкие мышцы. Его руки доставали до земли, когда он сидел на камне. Волосы на голове спускались по щекам, а подбородок был чистым и мощным, как лоб Отшиба. В отличие от барангутангов, Мяк говорил легче, и запас слов у него был куда больше. В голове накопились вопросы, которые он не хотел выплёскивать сейчас на дружелюбного волла, но и забывать не хотел. Позже он обратится с ними к Кузнецу или хотя бы к Квасунту.

      – А помнишь, ты топорами нам грозил, когда мы напопутали и дали тебе стоявшие бочки?

      – Они привезли мне выдержанную брагу. Ту, что для себя варят. Воллов наша не берёт, – заливаясь смехом и утирая слёзы, Кузнец растолковал Искору историю. – А я полдня понять не мог, чего это у меня все по кружке берут и сидят за столами, не шевелятся. Пришлось потом разбавлять, пока они мои бочки не привезли, а тут сразу вкус не тот. Завсегдатаи, как в себя поприходили, начали требовать привычную. Кое-как убедил потерпеть недельку.

      – Да, днишки.

      – Да, деньки, не говори, – выдохнул и унялся Кузнец.

      – Вот твои бочки. – Мяк уловил звуки шагов за спиной из пещеры, и мигом на свет показались два волла, несущие в руках по бочке.

      – Спасибо, Мяк. Будь здоров и заходи. Через год откроюсь. Там же.

      – Место не потеряешь?

      – Перекуплю. Я же в ракушках купаться буду через год, – усмехнулся Кузнец и попрощался с воллом. – Ах да… Можно тебя попросить ещё об одном?

      – Накладывай.

      – Мне будет нужен твой клык.

      – Могу, – усмехнулся Мяк.

      Искор взвизгнул, когда Мяк пожал ему руку, но тут же натянул неубедительную улыбку. На агонизирующем от боли лице улыбка смотрелась так же нелепо, как на лице волла.

      Воллы ушли, а Кузнец подкатил бочки с брагой под тень дерева. Солнце уже висело над стеногорами, и до заката оставались считанные бубы. Первым в чувство пришёл Отшиб и вёл себя как ни в чём не бывало. Человек, привыкший к периодической потере памяти, не отличает её от потери сознания и пробела событий за время своего отсутствия.

      Кузнец взвалил девушку на плечо, а Отшиб взял у героя верёвку, обвязал бочки и, закинув её себе на шею,