Гулящие люди. Алексей Чапыгин

мешает и по мне молиться, да еще прибавь нынче в синодик молитву за душу раба Семена.

      – Что ты сделал с ним?

      Боярин молчал. Дурка сватьюшка возилась у коника в сундуке. Боярин крикнул:

      – Пошла вон, баальница! Дурка ушла.

      – Боярин Никита, что сделал ты с парнем?!

      – Что сделал, то сделал… Довольно того, что делю ложе с одним святейшим чертом! Нужа велит…

      – Скажи же, боярин! – Боярыня приподнялась на подушках, сорвала с головы повойник, кинула в ноги. – Знай, что я его влекла, не он липнул ко мне…

      – Закрой волосы! Скажу.

      Боярыня покорно надела повойник, вдавила под него пряди волос.

      – Ведаешь ли, Малка, такое: холоп сидел за боярским столом, пил мед с боярином… А чем ему платить? Денег не беру, в гости к нему не пойду… так за честь столованья в боярских хоромах пущай платит шкурой… И еще за тело белое чужой жены, то и головы мало…

      – Ты его куда дел?!

      У двери завозились робкие шаги, дверь приоткрылась, голос дворецкого спросил:

      – Можно ли к боярину?

      – Можно ли к боярыне, холоп! К боярину можно…

      – Хоть черт – пущай приходит!

      – Входи! – крикнул боярин.

      Слегка хмельной дворецкий вошел, покрестился на огонь лампады, поклонился поясно боярыне, сказал, поправляя пальцами косой фитиль горевшей перед боярином свечи:

      – Меня, боярин Микита Олексиевич, доезжачий Филатко направил… сам я не пошел бы тамашиться в боярыниной светлице… не чинно, а ежели не чинно, то и не след ходить куда не можно…

      – Ну, что Филатко?

      – Так Филатко, как малое робятко, молыт такое, что и слушать срамно.

      – Сказывай толком! Опять с Уварком бражничали?

      – Мы, боярин, маненько – за твое здоровье…

      – Скажи толком, кратко: что Филатко?

      – А Филатко молыт: «Подь, Архипыч, к боярину и доведи ему немешкотно, что гость-де, кой боярыню вынес, медведя твово убил… и мимо ево шел-де такой страшенной, весь в, крови да навозе, худче-де, чем сам боярин…»

      Боярин вскочил так, что у скамьи лопнула одна нога:

      – Черт это был, не гость!

      Боярин быстро шагнул вон из терема, хлопнув дверью. Когда его шаги опустились по трескучей лестнице, боярыня встала с кровати, сняла повойник, разгладила волосы и перекрестилась, припадая к полу земным поклоном.

      В патриаршу палату Сенька поднялся по лестнице заднего крыльца. Дьякон Иван встретил его в коридоре со свечкой. Свеча в руке патриаршего церковника заколебалась и чуть не погасла.

      – Сыне мой! Что злоключилось?

      – Ништо, отче! Умоюсь да одежу сменю – и все.

      – Где тебе кафтан ободрали, лицо и рука в крови?

      – Забрел к боярину в гости, да вишь убрался цел! Сенька снял с себя панцирь и в своей келье зажег свечи, стал мыться, раздевшись донага. Церковник не гасил свечи, стоял около.

      – Ножом резали, не порезали, медведем травили или кем, не разобрал, не затравили… Зверь мне