Когда псы плачут. Маркус Зусак

пришлось ей купить, блин, жвачки, а то бы щас ходил без ушей.

      «Октавия», – подумал я.

      Я задумался, какую историю он расскажет о ней через месяц-другой, когда у них все закончится и уплывет за поворот. Ее внимательный взгляд, растрепанные волосы, обычные ноги с изящными ступнями. О каких ее причудах Руб расскажет, интересно. Может, она требовала, чтобы в кино он клал ладонь ей на бедро, а может любила просовывать пальцы ему в кулак. Я не знал.

      Все получилось быстро.

      Я открыл рот.

      И спросил.

      – Руб?

      – Чего?

      Он бросил рыть и посмотрел на меня.

      – Сколько еще у тебя с Октавией?

      – Неделю. Может, две.

      Мне оставалось лишь рыть дальше, а день не спеша поплыл мимо.

      На обед – рыба, жирная и вкусная.

      Картошка – покропленная солью и пропитанная уксусом.

      За едой отец просматривал газету, Руб взял у него телепрограмму, а я стал писать новые слова в уме. Карты на тот день закончились.

      Вечером миссис Волф спросила, как у меня дела в школе, и я вернулся к своим недавним мыслям о том, были ли у матери причины в последнее время расстраиваться из-за меня. Я доложил ей, что в школе все путем. Какую-то секунду я раздумывал, не сказать ли кому-нибудь про слова, которые стал записывать, но нет, я не мог. В каком-то смысле это было стыдное, что ли, хотя только эти мои записи и шептали мне на ухо, что все идет как надо. Я не признавался – никому.

      Мы вместе прибрались на кухне, пока объедки от ужина не задубели, и ма рассказала мне про книгу, которую читала тогда, под названием «Мой брат Джек»[1]. Она сказала, что книга про двух братьев, и как один из них взрослел и при этом все досадовал на то, как он живет и каков он сам.

      – Придет время, ты расцветешь, – были ее предпоследние слова. – Только не суди себя слишком строго. – А эти – последние.

      Она ушла, я остался на кухне один и понял, что миссис Волф великолепна. Не в смысле блестящий ум или что-то другое блестящее. А великолепна вообще, тем, что она такая, как есть, и даже морщинки вокруг ее постаревших глаз были разных оттенков доброты. Вот отчего она была великолепна.

      – Привет, Кэмерон. – Это попозже ко мне заглянула Сара. – Ты как насчет сходить завтра к Стиву на игру?

      – Давай, – ответил я. Делать мне все равно было нечего.

      – Отлично.

      В воскресенье Стиву предстоял очередной матч, но на другом стадионе, где-то в районе Марубры. Ехать решили только мы с Сарой. Зашли к Стиву, и он повез нас на своей машине.

      На том матче произошло кое-что важное.

Цвет доброты

      Мы возвращаемся с кладбища обратно в город, и ночь все еще в самом начале.

      Мы идем, спотыкаясь, и я думаю о цвете доброты, осознавая, что ее краски и оттенки на человеке не рисуются. Они въедаются.

      Пес бросает на меня взгляды.

      Он знает мои мысли.

      Скоро он опять останавливается, и перед нами здание, взмывает в небеса.

      У него стеклянные

1

«My Brother Jack» (англ.) – роман с элементами автобиографии австралийского писателя Джорджа Хенри Джонстона (1912–1970), классика австралийской литературы XX века. Первая часть трилогии о Дэвиде Мередите (на русский язык не переведена). – Примеч. ред.