Паук приглашает на танец. Варя Медная и Алена Савченкова

могла бы вычленить в этих волнах сущность каждого, определить, кто именно и в котором часу тут побывал. Но нужной мне ауры на третьем этаже не нашлось. Уже будучи в конце коридора, я услышала невнятное ворчание и замерла, ни жива ни мертва. Мгновение длиною в вечность стояла гробовая тишина, а потом раздался раскатистый храп, в котором я узнала характерные интонации Симоны. Переведя дух, поспешила на второй этаж и подобным же образом проверила и его.

      Затем перешла на первый. И вот тут-то я её почувствовала. Сначала одна-единственная, едва различимая капля. Точка на стене, горячая, как кипящий чайник. Чуть сдвинув ладонь, я едва не вскрикнула: пронзивший меня заряд прокатился до кончиков пальцев ног. Казалось, я только что погладила чей-то оголённый нерв, колючий надрывный сгусток страдания. Отдёрнув руку, ещё пару минут нелепо дула на пальцы, словно и правда обожглась. Немного придя в себя, приложила к этому месту сразу обе руки и едва не оглохла от чужой боли. Я двигалась вдоль стены, ощупывала пол, снова переходила на стену, чувствуя её. Кровь. Незримая для всех остальных, но только не для меня. Столько крови, будто кто-то намеренно разбрызгал её вокруг, залил пол, щедро измазал стены. Меня замутило от чужой агонии.

      Тьма сомкнулась вокруг меня и закружилась в тошнотворном вихре. Испугавшись, что сейчас потеряю сознание, я отняла ладони от стен. От них, пахло как из распоротого брюха освежеванного месяц назад кролика. Запах сладкой гнили и тлена. Только почувствовав под пальцами пол, я поняла, что упала на четвереньки и принялась ловить ртом воздух, приходя в себя. Я его нашла. След. Ниточку, первую неопровержимую улику. В висках тренькала крошечная наковальня, а громкое прерывистое дыхание заглушало даже мысли. Дезориентированная, я не услышала вовремя шаги. Когда опомнилась, было уже поздно.

      Прямо перед моим носом вспыхнул яркий свет – всего лишь зажжённая спичка, но после непроглядного мрака она показалась ярче шаровой молнии.

      – Что вы здесь делаете?

      Щурясь, как новорождённый котёнок, я безуспешно пыталась рассмотреть нависшего надо мной мужчину. Наконец, узнала голос.

      – Мистер Фарроуч, я… я…

      Мысли разбегались, в голове было пусто. Зрение наконец восстановилось, выхватив из темноты его бледное лицо с резкими чертами. В черных, как гнилые ореховые скорлупки, глазах не различались зрачки, вместо них трепетало отраженное пламя спички. В ответ на моё бессвязное бормотание, эти глаза подозрительно сощурились, а рот сжался, превратившись в шрам. Сейчас я охотно поверила бы, что камердинер способен вырезать кусок собственной ноги.

      – Что вы вынюхивали?

      Сообразив, что всё ещё стою на коленях, будто пала перед ним ниц, я попыталась подняться на ноги, несмотря на ужасное головокружение. Когда отталкивалась от пола, пальцы нащупали в темноте что-то твёрдое. Выпрямившись, я протянула ему раскрытую ладонь, на которой поблескивал серебряный шарик, покрытый скромным узором.

      – Я уронила серёжку…

      Мистер Фарроуч даже не взглянул на неё, продолжая буравить меня прожигающим взглядом.

      – Не