Тойво – значит надежда. Красный шиш. Александр Михайлович Бруссуев

мгновенно перестала дрожать и скулить, посидела так с пару секунд и начала медленно оборачиваться. Тойво попятился назад, ожидая увидеть то, что уже видел у псевдо-девочки: синие губы, ввалившийся нос, глубоко запавшие, мерцающие красноватым огнем, глаза и маленькие острые зубки. Но ничего этого не было и в помине. Вообще ничего не было. Словно бы у женщины вместо лица была подушка.

      – Так не бывает! – зачем-то зашептал Антикайнен. – Ты же чем-то кричала! И еду головой нужно есть.

      Безлицая женщина начала подыматься, следует заметить, совершенно бесстыдно: прочие ее органы очень даже были в полном порядке. Внезапно лик ее стал меняться, словно изнутри вспучивались одно за другим разные лица, чередуясь в последовательности.

      Тойво опасливо поморщился и попытался вглядеться пристальней. Зачем он это сделал – неизвестно, но зачем-то сделал. И даже начал различать чьи-то образы – да что там образы – какие-то зарисовки из людской жизни.

      Он увидел дачный поселок. Это была, так называемая, «Дачная коммуна» в Кучино. Никогда не быв там и даже не слышав о ее существовании, Антикайнен был уверен, что это именно Кучино. А вон, черт бы его побрал, поэт Андрей Белый, распушив усы, в дырку в заборе подглядывает. Сам собирает чемоданы, чтобы ехать в Германию к жене Асе, а туда же – любопытствует!

      Ага, есть за чем смотреть: девушки, одна краше другой, в чем мать родила, ходят кругами вокруг столиков с выпивкой и лакают водку из стаканов. И есть кто-то, на кого смотреть вовсе не хочется: унылого вида мужики, в отличие от девушек, не совсем в чем мать родила. Их отвисающие пузики и дряблые грудные мышцы кажутся предметом туалета, которого явно не было при рождении.

      А вот это как раз Бокий собственной персоной. Поджарый и жилистый, на правах хозяина обходит гостей. Понятное дело – дача-то его. И сейчас будет оргия, все, как когда-то на Черной мессе возле Каяни (см также мою книгу «Тойво – значит «Надежда» – 1). Так это и есть месса, только зачем она товарищу Глебу, если он сам Мессир? Вопрос правильный, вопрос определяющий, вопрос, который и есть ответ.

      Образы, странно проступающие в безликом лице женщины, замельтешили, принялись очень быстро вспучиваться, словно при кипении, потом начали затухать, все более окрашиваясь в багровые цвета. Тойво даже непроизвольно склонил свое лицо, чтобы приглядеться, как, вдруг, голова голой дамы лопнула, будто зрелый арбуз, упавший со стола на пол.

      Кровавые брызги полетели по сторонам, веером орошая все вокруг. Антикайнену залило кровью глаза, забило кровью нос, затекло кровью в уши, склеило кровью рот. Блин, много крови! Снова бы надо в ламбушке умыться, так куда идти-то?

      Тойво замотал головой из стороны в сторону, как ретивый жеребец, пытаясь пальцами отодрать сгустки чуждой живицы с глаз и носа. Дышать, дышать, ему надо сделать вдох! Ему надо сделать выдох! Выдох-то он, как раз и сделал всем, чем можно выдохнуть, в том числе – и ртом.

      Оказавшись на земле, он судорожно глотал ночной воздух, радуясь жизни, входившей в него с каждой новой порцией