Песнь Сорокопута. Фрэнсис Кель

в моей жизни Скэриэла я почувствовал, как скорлупа, которая сдерживала меня все эти годы, треснула. По отцу видно, что он недоволен этим. Он с самого начала воспринимал нашу дружбу как проблему, побочный эффект подросткового возраста; надеялся, что скоро я переболею этим, будто отвратительным вирусом.

      Но он ошибается. Со Скэром мне хотя бы не нужно что-то из себя изображать. Он вырос за пределами города, там, где живут только полукровки и низшие, но он общается со мной на равных, не лебезит, не пытается угодить. И он ничего от меня не требует и не ждёт. Он принимает меня таким, какой я есть.

      И я этому рад.

      2

      Вскоре после нашего «душевного разговора» отец улетел во Францию на конференцию – что-то связанное с глобализацией экономики. Это бывает часто, так что я привык. Скэриэл тоже пропал. Он вообще часто пропадает неделями: уезжает сдавать контрольные и проверочные в школе. Я не знаю, что представляет из себя его домашнее обучение, поэтому не особенно выспрашиваю подробности.

      Когда Скэр не заявляется ко мне без приглашения днём или ночью – я и сам долгое время привыкал к его внезапным визитам, – я тоже усиленно учусь. На книги, эссе, тесты по языкам, тренировки по управлению тёмной материей и проекты по истории уходит всё моё время. В такие дни я забываю обо всём прочем. Если бы не Сильвия, вовремя напоминающая о завтраке или ужине, я мог бы сутками сидеть голодным в своей комнате, ни с кем не общаясь.

      Гедеон тоже всегда занят с утра и до вечера – чёрт знает чем, но точно чем-то очень важным, раз встаёт рано, а возвращается, когда я вижу десятый сон. Иногда мне кажется, что он просто не хочет сидеть со мной за одним столом. Так что большую часть времени в доме остаётся лишь прислуга и мы с Габриэллой, увлечённой репетициями.

      Любовь к балету у неё от мамы. Та лично сопровождала Габи в балетную школу и после занятий мило беседовала с учителями. Мама не пропускала выступления, даже если Габриэлла выходила на сцену на пару минут – станцевать десятого лебедя в пятом ряду с краю. Я видел только пять выступлений сестры; иногда болел, иногда был по уши в заданиях, но чаще просто находил поводы избежать похода в балетную школу. Я не разделял маминого восторга от выступлений Габи. Для меня это было очень скучное, в лучшем случае получасовое, в худшем – двухчасовое мельтешение маленьких девочек в воздушных платьицах. Я засыпал в первые десять минут и постоянно боялся, что упаду в проход. Мама тактично будила меня в кульминационные моменты: например, когда я почти сползал с неудобного сиденья, когда начинал говорить во сне или когда на сцене появлялась сестра. Если удача была не на моей стороне, рядом присаживался Гедеон, и тогда вместо мягкого прикосновения мамы я получал болезненный толчок локтем в бок и презрительный взгляд вдогонку.

      Иногда мама устраивала вечеринки для родителей и девочек из балетной школы, чтобы Габи могла поддерживать дружеские отношения с остальными ученицами.

      – Грэйс, какой чудесный вечер, – ворковали другие мамочки.

      Они