Любовь и утраты. Сергей Кулешов

морозного воздуха. Ей казалось, вот только один вдох, и дело пойдёт на поправку.

      Такое же ощущение было и у Тимофея. Он ехал в больницу. За окном мело. Тимофей приоткрыл окно, внутрь жёстко хлестнуло морозным ветром, и влетел заряд снега.

      – Закрыли бы, Тимофей Егорыч, простудитесь, – сказал шофёр.

      – Ничего со мной не сделается до самой смерти, Иван Степаныч.

      – Ну, сделается – не сделается, а надо закрыть. Мне потом отвечать за вас, а уж как Сергей Палыч умеет стружку снимать, не мне вам рассказывать.

      – Да не ворчите вы, Иван Степаныч. Откуда ему узнать, да и приехали уже. Вы давайте-ка домой и отдыхайте. А я немного пройдусь.

      – По такой-то погоде?

      – Да говорю же: ничего со мной не случится.

      – А домой как же?

      – На троллейбусе. Тут двенадцатый номер идёт до Манежной площади.

      – Как же я оставлю вас без охраны?

      – Иван Степанович, дискуссия окончена, – строго сказал Тимофей и зашагал по сосновой аллее.

      Морозец был славный. Дуло ужасно. Он поднял воротник, но это мало помогало. К тому же он был в лёгком пальто, прогулка не предполагалась.

      В этот вечер у Маши было хорошее настроение, она рассказала множество анекдотов, и Тимофей удивлялся: откуда это? Не утерпел, спросил.

      – Маша, ты раньше никогда не рассказывала анекдотов или я чего-то не помню?

      – Да нет, это я здесь пополнила свой багаж. В больнице чего только не наслушаешься. Меня одна девочка даже ругаться научила.

      – Как ругаться?

      – Нехорошими словами.

      – Тебя нужно срочно забирать отсюда, а то ты окончательно испортишься.

      – И я о том же. Забери меня отсюда.

      – Рано ещё.

      Её хорошее настроение погасло.

      Когда Тимофей вышел из сосновой аллеи на Волоколамское шоссе, он увидел, что Иван Степаныч дожидается его. Сел в машину. Ничего не сказал.

      Утром он почувствовал жар. Измерил температуру. Градусник показал: 39,5. Выпил чаю с малиной и отправился в Центр. У Сергея Палыча глаз-алмаз, он сразу увидел, что Тимофей сегодня никакой. Вызвал врача. Доктор только глянул – всё понял. Сунул градусник Тимофею под мышку: 40,2.

      – Что, доктор? В Сокольники, в госпиталь?

      – Можно и дома, если будет соблюдать режим. Врача и сиделку я прикреплю.

      – Как, Тимоха?

      – Лучше дома.

      – Так и решаем. Делайте, доктор, что нужно.

      Через три дня выяснилось, что у него сильнейшее воспаление лёгких. Встал вопрос о госпитализации. Тимофей упёрся: ни за что. Сергей Павлович распорядился, чтобы были приняты все меры для проведения интенсивного курса лечения. Врачи дневали и ночевали в доме Тимофея, сиделки, сменяя одна другую, не отходили ни на шаг. Две недели Чумаков в борьбе с недугом провалялся дома. В конце февраля слабый, едва державшийся на ногах он стал холить по квартире. А потом дело быстро пошло на поправку. Маше он ничего не