Повнимательнее, Картер Джонс!. Гэри Шмидт

сочинение для миссис Хокнет («Расскажите в одном абзаце об одном из мест, где вы побывали этим летом») и что мне пришлось проверять с Эмили ее домашку – примеры на сложение, а ведь у меня во втором классе никто никогда дома примеры на сложение не проверял, а потом, перед ужином, пришлось еще раз выгулять Неда вокруг квартала, всю свою промокшую одежду самому отнести к стиралке и учиться самостоятельно ее стирать и после всего этого еще и вытирать посуду – Дворецкий мыл, я вытирал, а когда он уже уходил, то взял с меня обещание еще раз выгулять Неда и переложить выстиранное в сушилку, а потом вынуть и аккуратно сложить. «И нижнее белье тоже, молодой господин Джонс».

      Понимаете? Аккуратно сложить дурацкое нижнее белье!

      Не многовато ли взвалили на одного человека?

      И я решил поднять восстание.

      Но восстание не обязательно должно бросаться в глаза. В смысле, оно может начаться с мелочей. С чего-нибудь, что британский тиран едва ли заметит. Главное – расшатать иго тирании.

      Именно так победила наша Американская революция, и помните: тогда все началось с пригоршни чая.

      Итак, на следующее утро, когда в четверть восьмого Дворецкий позвонил в нашу дверь, я открыл дверь и весь разулыбался. И сказал:

      – Доброе утро.

      Дворецкий кивнул.

      – Доброе утро, молодой господин Джонс.

      И вошел в прихожую.

      – Мама наверху с девчонками, – сказал я.

      – Тогда я займусь завтраками в школу и чаем.

      – Ничего против не имею, – сказал я.

      И, когда он закончил с завтраками, на кухонном столе появились четыре пакета с аккуратными надписями: «Молодой господин Джонс», «Мисс Энн», «Мисс Шарлотта», «Мисс Эмили». И четыре кружки сладкого чая с молоком. Энни, Шарли и Эмили выпили его как миленькие.

      – А ты будешь чай? – спросила Эмили.

      – Нет.

      – Можно я твой выпью?

      – Нельзя, – сказал я.

      – Можно я его Неду отдам?

      – Эмили, не трогай мой чай.

      Она показала мне язык.

      Я тоже показал ей язык.

      Когда мы уже собирались выходить, со второго этажа спустилась мама. – Как же я вам благодарна.

      – Не стоит благодарности, мадам.

      – Вы не обязаны называть меня «мадам».

      Он посмотрел на нее пристально.

      – «Мадам» и только «мадам», верно? – спросила она.

      – Да, мадам.

      – А мне как вас называть? – спросил я.

      Мама и Дворецкий обернулись ко мне.

      – Мистер Боулз-Фицпатрик, – сказала мама.

      – Мистер Боулз-Фицпатрик?

      – Да, молодой господин Джонс. Мистер Боулз-Фицпатрик. А теперь, если дамы готовы…

      – Боулз-Фицпатрик?

      Дворецкий помедлил и испустил долгий вздох.

      – Ваша нация пока совсем молода, не так ли? И пока не слишком отчетливо чувствует, что такое преемственность времен.

      – Боулз-Фицпатрик? – повторил я.

      Новый вздох.

      – Задолго до того, как сформировалась ваша американская нация,