Хождение к Студеному морю. Камиль Зиганшин

спиннингов не было и в помине – хищную рыбу старым пошибом, как и ты, на мыша ловили. Пристали к берегу, на котором геологи решили полевой лагерь разбить. Чуть ниже зудит шмелем студеный ключ. В таких местах таймень любит промышлять. Начальник партии весь вечер на сливной яме мышью их соблазнял, да без толку. Я загорелся – вот бы первым словить и всех восхитить. Начальник мужик нормальный – разрешил своей закидушкой попользоваться.

      Едва начало светать, я уж на каменной гряде посреди русла. Гладь плеса вся в махоньких кружках – рыбья мелкота резвится, а на яме не шелохнет. Но лишь коснулись воды первые лучи, она ожила. Что тут началось! Не вообразишь, как таймени куражились: прыгали свечами, сгибались крутыми дугами и с оглушительным плеском шлепались в воду, водоворотили круги, били хвостами[19]. Один ловкач вымахнул так высоко, что дважды перевернулся в воздухе. Другой перекусил пополам выскочившего губаря и не стал даже подбирать половинки. Вся рыба в панике под коряжины забилась.

      Я так засмотрелся, что чуть не забыл, зачем пришел. Спохватился – начальник-то скоро встанет, и поскорей метнул «мышь» на середку. Только стал подтягивать – рывок. Сначала несильный, опосля как дернет – чуть с камня не слетел. От счастья обезумел. Ору во все горло: «Таймень! Таймень!» Ору и вдурную выбираю лесу на себя. Куды там – упирается, все в глубину тянет. А как понял, что на привязи, принялся выпрыгивать да всяческие кульбиты крутить. Потом вдруг ринулся поперек течения, прямо к шивере. Там на мелководье, язва, и сорвался. Почувствовав свободу, смастерил свечку и помчался глиссером – чуть ли не на брюхе, оголив лоб и темя. Под конец зарылся в воду, а пенный след за ним все тянется и тянется. А я стою и смотрю, словно завороженный. Народ, разумеется, от моих воплей проснулся, высыпал на берег и, затаив дыхание, наблюдал всю эту картину. Когда рыбина сошла, все аж застонали. А начальник партии похлопал по плечу:

      – С боевым крещением! Не горюй! Таймень соперник серьезный, нахрапом не возьмешь. С ним «играть» уметь надо…

      Михайлыч задрал голову и, глядя на улетающие во тьму искры, замолчал, что-то вспоминая. И вдруг, прокашлявшись, запел густым приятным баритоном:

      В Цусимском проливе далеком

      Вдали от родимой земли,

      На дне океана глубоком

      Забытые есть корабли.

      Там русские спят адмиралы

      И дремлют матросы вокруг…

      Закончив, произнес, не сводя глаз с огня:

      – С молодости люблю эту песню.

      – Так вы на флоте служили?

      – А то! Море до того по душе пришлось, что остался на сверхсрочную. Двадцать один год на Тихом отходил. Дослужился до старшины мотористов тральщика 17-го дивизиона 113-й бригады Сахалинской военно-морской базы, – по-военному отчеканил Михайлыч. – На Сахалине и женился на медсестре нашей санчасти. Когда в пятьдесят третьем демобилизовался, устроился в Амурскую флотилию – уже не мыслил жизни без воды. У нас тогда уже двое пацанов было. В пятьдесят четвертом завербовался на Лену. Жена родом с Хандыги, она и уговорила.

19

При описании ловли тайменей использованы и наблюдения геолога, заядлого спиннингиста Петра Сигунова.