Как взрыв сверхновой. Эмиль Вейцман

его не забыла. И в самом деле, на русском девочка говорит и пишет совершенно свободно, хотя, как она уверяет, в Америке русскому ее никто не учил. Мэри-Джейн, или, если хотите, Алевтина, просит немедленно отправить ее в Россию, к себе домой…

      Карпухин замолчал и с явным любопытством стал разглядывать мое лицо, стараясь, вероятно, определить степень моего, как он считал, потрясения. Но лицо мое в этот момент ровным счетом ничего не выражало, и на то имелись причины, главная из которых заключалась в том, что нечто подобное мною ожидалось. Не даром же я в свое время досконально изучил линии рук на ладонях моей родственницы и ее натальную карту. Конечно, год ее рождения был мне тогда неизвестен (тогда!), но месяц и час появления на свет Алевтины я знал совсем точно. Знал я более или менее хорошо и обстоятельства ее жизни. Стало быть, имелась возможность определить и год рождения, для чего требовалось всего-навсего построить годовой ряд натальных карт (по арабо-европейской и индийской методикам), то есть по карте на каждый предполагаемый год рождения моей двоюродной сестры, и выяснить затем, какая из них более соответствует ее биографии, а также, что не менее важно, линиям на ладонях ее рук.

      И все же было, чему поражаться – ведь мы всегда изумляемся, сильно и не очень, когда предсказание в той или иной степени сбывается, а тут уж случилось нечто более сильное, чем сбывшееся предсказание. Впрочем, мне могут возразить: одно дело ожидать, а совсем другое дело столкнуться с ожидаемым в жизни…

      – Вы, я вижу, не очень поражены, – услышал я голос моего собеседника.

      – Да как вам сказать, – последовал мой ответ. – Я, конечно, не в шоке, но… – тут я решил несколько сменить тему разговора. – Скажите, пожалуйста, а что требуется от меня?

      – Сейчас я вам все объясню, – заверил меня Карпухин. – Как вы понимаете, случай совершенно неординарный. Девочка восьми лет просит в Российском посольстве политического убежища. Согласно всем писанным и неписанным законам ее нужно просто вернуть родителям. Вот только эта девочка заявляет, что это не ее родители и что она никакая не Мэри-Джейн Фостер, а Алевтина Христофоровна Новикова. И ей совеем не восемь лет, а много больше. Когда-то она жила в Москве по такому-то адресу, однажды потеряла сознание и каким-то непонятным для нее образом превратилась в маленькую девочку. Сначала она вообще была младенцем и почти ничего не помнила из своей прежней жизни, но по мере того, как она подрастала, амнезия стала отступать, и к ней понемногу возвращается память. Она вспомнила родной язык, которым ныне владеет лучше, чем английским, она вспомнила своих родителей и своих родственников. Она вспомнила свою квартиру, которую завещала своему двоюродному брату Михаилу. Вообще-то она его не очень жалует, но, как ей вспоминается, человек он вроде б честный, – тут я внутренне усмехнулся. – Он как будто обещал свое тетке, ее матери, не бросать ее, Алевтину, на произвол судьбы. И не бросил. Не оставит ее Михаил и теперь, когда она вдруг