Девиация. Часть вторая «Аня». Олег Валентинович Ясинский

пояснила мама, с насмешливым пониманием разглядывая неудачливых любовников. – Такая приятная женщина, всегда Эльдара хвалила. Она в городской библиотеке заведующей?

      Аня кивнула.

      – Ну вот, а я в Доме культуры библиотекарем. Земля круглая. Передавай ей привет.

      Аня опять кивнула, подняла на меня испуганные очи.

      – Ладно, кавалер, отпускай девушку домой, скоро стемнеет, – сказала мама, повернулась и пошла в комнату.

      Аня приоткрыла дверь, выскользнула бочком, засеменила вниз по лестнице.

      Нужно было объясниться с мамкой, а то доконает молчаливым укором. Зашёл к ней в комнату.

      – Мам, ты не думай… – начал с порога. – У нас ничего не было. И быть не могло!

      – А что тут думать, – сказала мама, – дело молодое. Только опозорят тебя на весь Городок да посадят за развращение. А так – ничего особенного. Это твоя девушка?

      – Не девушка, ученица…

      – Она тебе нравиться?

      Кивнул обречённо, опустил голову. Как мне может нравиться восьмиклассница! Вернее, нравиться – но не матери же об этом говорить.

      – Мала она для тебя, – сказала мама, нахмурилась. – Нравиться, значит жди. И, не дай Бог, испортишь её до совершеннолетия!

      – Ты что!

      – Знаю я вас, кобелей! Ладно, иди больной, ложись. Это с нею ты вчера вымок?

      Опять кивнул.

      – Вот видишь, а рассказываешь тут.

      – Я провёл после дискотеки… Не отпускать же саму. Она сапожек в грязи потеряла, пришлось свой свитер отдать, а потом домой занести.

      – Кавалер! – покачала головой мама. – А теперь это дитя втрескалось, как сейчас говорят, – я же чувствую. Я б тоже в её возрасте влюбилась, если бы меня такой красавец на руках носил. Всё, иди красавец, ложись. Готовься, сейчас принесу горчичники – будем припекать твоё грешное тело.

      Глава третья

      22 – 23 октября 1989, Городок

      В субботу вечером хворь, казалось, отступила. Нечаянный Анин поцелуй в дверях разукрасил болезненный мир щедрыми мазками светло-голубого и темно-синего – надеждой и грустью.

      После маминых горчичников, подкреплённых травяным отваром, замотался одеялом с головой, переместился в Леанду.

      Закрылся в тронном зале, разглядывал витражами новых ощущений, надеялся на продолжение. Пьеро замирал в сладкой истоме, а Демон-искуситель был загнан в мохнатую нору за ненадобностью – любовь моя не допускала его похабных вывертов. Пусть ТАКАЯ любовь не предусмотрена медицинской наукой, но она, непредусмотренная, существует, даже если НЕЛЬЗЯ.

      Я грустил, что Аня ушла, и жалел, что запретил ей меня навещать.

      «Твой поступок верный…» – утешал Гном.

      Но я жалел.

      Я слабый влюблённый человек и не могу жить по правилам, даже очень важным, прописанным в энциклопедиях и кодексах. Я больной человек, меня нужно жалеть и лечить, а лучшей жалостью может стать Анин неожиданный визит, а лучшим снадобьем – её узкая ледяная ладошка на сопрелом лбу…

      Затем в царстве Морфея пришли видения. Явился Анин образ: различался каждый волосок из рассатанной косички, просвеченный серыми лучами