Смерть Семенова. Сергей Аталов

Тут аренда. Мы продумали маркетинг. Маленькие рекламки в газетах, сами все сделаем, а это цены за размещение. Обегу, короче, крупные конторы с презенташкой – попредлагаю услуги фирмачам и нашим. Как побочка – синхрон-переводы на конференциях, семинарах, выставках. Короче, по моим понятиям, должно пойти.

      Олег не проронил ни слова. Он слабо разбирался в музыке, не любил поэзию, был равнодушен к живописи, а философов втайне считал хитрыми мудаками, которые морочат людям голову. Он не верил в Бога, хотя уважал религию как изобретенный гениальными жуликами и отполированный веками практики инструмент управления массой. Он презирал женщин, считая, что они постоянно и безуспешно пытались его обмануть. Он плохо переносил алкоголь, но был вынужден изучать свойства и марки вин для эффективного общения с руководством.

      У него был другой талант, редкий и несомненный. По исходившим от собеседника тончайшим флюидам он безошибочно определял – сейчас у него будут просить деньги. Порой это понимание приходило к нему до начала разговора. Он видел это по фигуре своего визави. По неуверенным движениям рук, виноватому положению головы, неестественной мимике, блеску глаз. И не существовало для Олега проступка более тяжкого, чем этот.

      Он был хоть и начинающим, но ревностным и верным жрецом денег, этой древней священной силы. Деньги, символ его веры, знак его могущества, его крест, его скипетр и державу, его вино и просфору собирался осквернить грубый язычник в своих темных обрядах.

      Мать говорила, если человек – ноль, то он все умножит на ноль. Нет для денег более страшной силы, чем ноль. Поставь справа – ты велик. Поставь слева – ты жалок и нищ. Прибавь ноль к деньгам – ничего не случится, а умножь… Семенов умножил себя на ноль. Он исчезал на глазах Олега. Обваливался, как снеговик в оттепель. Осыпался, как штукатурка на его засраной лестничной площадке. Осталось насладиться короткой агонией и с соблюдениями положенных приличий предать труп земле.

      – И при чем тут я? – с холодным безразличием спросил Олег, а сам уже заранее слышал ответ. «Ну, Олег, это самое… короче, в общем, посчитал, так и так, в целом немножко на старт не хватает. Ты же вроде в финансах шаришь, в банке работаешь. Там, типа, кредиты… поддержка малого бизнеса… короче, может, прямо у тебя смогу перехватить по-соседски? Сумма, в общем, не так чтобы большая. Я же здесь, никуда не денусь. Знаем друг друга столько лет. Там, если расписку, то я напишу…».

      Воображаемый сбивчивый монолог Семенова пронесся в мозгу Олега, и он уже смаковал свой отказ. Холодный, чеканный, железно мотивированный отказ, который шлагбаумом опустится на неотесанную Сёмину башку и заставит его переминаться с ноги на ногу, тупо пялясь на свои уродливые тапки, потому что слов у него не будет.

      Потом он выдавит «я, эта, как бы пойду тогда» и еще что-нибудь такое же бессмысленное – «ну… ты извини, я подумал… ладно, будь здоров, что ли». Затем привычно занесет пятерню для пожатия, передумает, засунет ее в карман, снова вытащит, посмотрит на нее. Развернется вокруг своей оси медленно, как круизный лайнер, и поплетется побитым псом в свою конуру закатывать губу