Мастер осенних листьев. Андрей Кокоулин

сказала ему Унисса, и Эльге захотелось вцепиться ей в светлые волосы – в голосе было больше железа, чем в хорошем ноже.

      «Дяде Сарычу и так плохо!» – чуть не крикнула она. Но Сарыч послушался мастера и поднялся. Щеки его были мокрыми.

      – Благодарю, госпожа.

      – Иди, – сказала ему Унисса.

      Дядя Сарыч кивнул и так с портретом на груди, тихий и светлый, вышел за изгородь, мимо людей, к своему дому.

      Мастер листьев забросила лямку сака на плечо.

      – Если кто хочет учиться у меня, буду рада.

      Она уже повернулась, чтобы идти в конец двора, к мастерам-мужчинам, но замерла, посмотрела через плечо на дядю Вовтура:

      – А ты чего ждешь? Видел же, что я и твой портрет сделала.

      Дядю Вовтура подбросило с чурбачка.

      – Ну, я это… – Он старательно прятал глаза от Униссы – словно то в траве, то в обломке жерди натыкался на что-то важное. – Я не против, конечно…

      Эльга выпучила глаза на дядю Вовтура – необычно скованного и несмелого, а вдобавок еще и густо покрасневшего.

      – Ладно, – улыбнулась Унисса и всему народу объявила: – Вечером приходи.

      Эльга от возмущения набрала в рот воздуха, да так и замерла, как жаба на болоте. Ясно почему вечером! У дяди Вовтура жены нет.

      – Это же вообще! – шепнула она Рыцеку.

      – Взрослое дело, – пожал плечами тот.

      – Но она мастер!

      Эльга оглянулась, ища поддержки, но люди смеялись, переглядывались, а кто-то даже хлопал глупо хихикающего счастливчика по плечу. Эльге захотелось провалиться в самое пекло, так ей стало стыдно за дядю Вовтура.

      – А теперь, – громко возвестил кафаликс, – встречайте Тарзема Ликко, мастера животных и птиц!

      Высокий худой мужчина поклонился народу и развел руки. На них тут же сели сойка и маленькая, гнездящаяся у коньков крыш пугливая кычка.

      Эльга слушала вполуха, что мастер выводит мышей, кротов и лечит скотину.

      Ей хотелось то ли разреветься, то ли залезть куда-нибудь в колючие чепчуйник или малинник, чтобы царапинами на руках и лодыжках уравновесить то, что наглость и простота мастера листьев сделали с ее душой.

      «Ну как так можно?! – думалось Эльге. – Другие люди что, не люди для нее? Тот же дядя Сарыч… Подумаешь, она что-то из листьев складывает! Другие и то более полезные мастера».

      Она пролезла через ограду на улицу и побрела домой.

      – Завтра! – нагнал ее голос кафаликса. – Все дети до четырнадцати лет, желающие обучаться мастерству, смогут выбрать мастера! Тридцать монет родителям! Контракт с кранцвейлером Края Дидекангом Руе! Тридцать эринов!

      Эльга прижала к ушам ладони.

      Мать, ходившая к отцу на поля, встретила ее длинной, гибкой вицей и руганью.

      – Ты на кого двор бросила? А? Тебя кто отпустил? Свиньи забор подрыли, у несушек воды нет, посуда не вымыта!

      Вица, со свистом взрезав воздух, нашла Эльгину спину.

      – Ай! – вскрикнула Эльга. – Я все сделаю, мамочка.

      Она обежала врытую поилку. Мать погналась, придерживая подол длинного платья, потому