Утопия о бессмертии. Книга третья. Любовь и бессмертие. Лариса Тимофеева

я начну что-то менять в себе.

      К концу моей, прямо скажем, дурацкой речи, Катя от простого удивления перешла к крайней точке изумления. Она уже не лежала на кровати, она села на поджатые под себя ноги, высоко подняв плечи и вытянув шею в моём направлении. Я развела руками и беспомощно добавила:

      – Катька, я просто уже не знаю, что делать.

      – Мама, какие требования, что ты говоришь?!

      – Давай назовём это не требованиями, а пожеланиями.

      – Да какая разница, как назвать? У меня нет ни требований, ни пожеланий! – Катя слетела с кровати и наклонилась надо мной. – Ты зачем так?.. О, мама!.. – она упала на коленки пред диваном и обняла мои ноги. – Что ты себе придумала? Я не могу с чистого листа! Зачем? Помнишь, я не хотела уборкой заниматься? Помнишь? Комнату запустила так, что не знала, за что в первую очередь браться. Я и о помощи просить не могла – стыдно было, и обижалась на весь свет, что я совсем одна! Я и плакала, и злилась на себя. А ты будто почувствовала – пришла и игру из уборки устроила. И без всяких поучений! О, мама! Помнишь, как мы хохотали, когда потихоньку от Эльзы вёдра и тряпки из подсобки утащили? Помнишь? До слёз! Окно мыть стали, а Женя и Эльза пришли бельё развешивать под окном. Ты чуть ведро наружу не опрокинула, прячась от них, помнишь, когда спрыгнула с подоконника? – Катя положила голову на мои колени. – Мамочка, я люблю тебя! А ты требования… В моей жизни так много счастливых воспоминаний… Мне с тобой всегда хорошо было! – Катя помолчала и шёпотом спросила: – А помнишь?.. Помнишь, когда Лорд умер?.. Мне тогда страшно было… я подумала, что все умрут. Я тогда попросила, что, если так надо, то я согласна, пусть и дедушка, и Стефан, и даже папа пусть умирают, только, чтобы ты осталась жива, чтобы ты осталась со мной.

      – Оох, детка! – всхлипнула я.

      – Я спать не могла, помнишь, к вам ночью в спальню пришла? Хотела убедиться, что ты живая. Ты ко мне от папы ушла и почти месяц в моей спальне спала. Мама, это мои самые дорогие, самые счастливые воспоминания! Ты тогда только моя была.

      – Катюша, неужели тебе до такой степени меня не хватало?

      – Нет, мама! Ты всегда была с нами. Не хватало со мной, не хватало… когда вот так, как сейчас – ты и я, мы плачем и смеёмся, ты слушаешь меня и гладишь по голове… так хорошо… Мамочка, ты забудь всё, что я тебе обидное говорила. Я так люблю тебя, мамочка, так люблю!

      – Девочка, хорошая моя, я знаю, знаю, Катенька! Иди ко мне.

      Катя села на диван и распласталась на моей груди. Покачивала её, я уткнулась лицом в её волосы.

      – Люблю тебя, моя любимая, моя ласковая девочка! Не смей думать, что я не люблю тебя!

      Так мы просидели довольно долго. Катя припоминала случаи из нашей жизни, я продолжала покачивать её в объятиях. Наконец, она высвободилась и смущённо пробормотала:

      – Нас ждут, а мы… пойдём умываться.

      – Да… дай поцелую глазки… заплаканные, красивые глазки… дед там, наверное, уже сердится. И Эдвард заждался.

      Мы умылись холодной водой, это помогло мало.

      – Даа… – протянула я, критично осматривая