Утопия о бессмертии. Книга третья. Любовь и бессмертие. Лариса Тимофеева

меня, так и стоявшую на коленках перед Машей, на врача, наклонившегося над нами обеими, на Риту, делавшую Маше укол в руку, потом его взгляд застыл на кровавом пятне, растёкшемся на подоле Маши. Василич выдвинулся в коридор плечом вперёд, поднял встревоженный взгляд от пятна на жену и растерянно спросил:

      – Маняша, что ты?..

      Маша было жалобно скривилась, но опомнилась и пропела:

      – Вася, ничего! Так я! Ночь не спала, устала! Голова вот немного заболела. Вот доктор…

      – А кровь… почему?

      И я, и Маша, обе с надеждой задрали головы на врача, рассчитывая на его объяснение случившегося. Помощь пришла с другой стороны:

      – Больной, вам нельзя вставать! – выкрикнул строгим голосом Леонид Моисеевич. – Почему вы на ногах? Быстро возвращайтесь в палату!

      Василич не обратил на него внимания. Но вмешался Макс:

      – Василич, пойдём, не будем нарушать режим. – Максим взял Василича за плечи, мягко поворачивая его к двери. – Маша поранилась. Пока ей обработают рану, я тебе всё расскажу. Пойдём.

      Оглядываясь на улыбающуюся жену, Василич подчинился понуждению и шагнул в палату. Макс плотно закрыл дверь палаты за собой.

      Леонид Моисеевич принял из моих рук перепачканный кровью значок. Я извинилась за грубость, потом поблагодарила его, на что он ответил:

      – Вы решительная… эээ… Лидия, и под горячую руку вам лучше не попадаться.

      Я рассмеялась.

      – Да, лучше не надо! Ещё раз прошу прощения, Леонид Моисеевич. А что, при язве, и правда, нельзя ходить?

      Он засмеялся некрасивым, блеющим смехом:

      – Беееее… а вы попробуйте! – и пошёл от меня по коридору, продолжая блеять.

      В открытую дверь процедурного кабинета, я видела, как Рита продезинфицировала, а потом опрыскала каким-то раствором палец Маши. Маша пребывала в состоянии счастья и от явно выразившегося страха на лице Василича, когда тот увидел жену в окружении хлопочущих врача и медсестры, и оттого, что со здоровьем её всё обошлось, потому весело отмахнулась от перевязки:

      – Эка! Я, почитай, каждый день то паром обожгусь, то ножом порежусь, то масло раскалённое куда капнет. У меня быстро заживает, и это заживёт, завтра и забуду уже! Спасибо вам!

      Она вышла в коридор.

      – Пойдём, Маленькая.

      – Маша, я кладу тебя на обследование.

      – Так я и так в больнице!

      – Маша, я серьёзно!

      Радость её испарилась, опустив глаза в пол, она прошептала:

      – Значит, всё-таки был инсульт.

      – Была угроза.

      – Маленькая, не время! – Она подняла на меня умоляющий взгляд. – Вася хворает.

      – Время, Маша, самое время! Лучше обследоваться и принять лечение сейчас, чем довести дело до настоящего приступа. И Василичу есть стимул быстрее поправиться!

      Машу оформили в неврологическое отделение, и я проводила её в палату.

      – Маша, ты прежде выспись. Слишком много волнений за последние сутки, а ты ещё и ночь не спала. Какой угодно организм взбунтуется! Я ещё забегу к тебе.

      Склонив венценосную голову, Маша сидела на кровати, карябая