Контрабанда Комарно. Викки Вандо

и не стал дожидаться вопроса, молча протянув ему распоряжение из Москвы, которое гласило, что ему – Милошу Копецкому – надо предоставить дела заключенных 1967 года. Все, какие ему потребуются.

      Опер смотрел чеху в глаза цепким взглядом своих серо- стальных глаз, сколько времени длились их гляделки, неизвестно, но наконец, представитель закона одобрительно кивнул и указал иностранцу на свободный стул:

      – Присаживайтесь, я пока распоряжусь.

      – На дворе восемьдесят пятый год, – не к месту сказал блюститель закона и, зачем-то, снова взглянул на часы, словно сверяясь со сказанным.

      Затем, для пущей важности, он выдержал паузу и продолжил:

      – Сейчас давно уже нет политзаключенных или, как в сороковых годах их называли «политических». Здесь, в основном, блатной элемент: урки, рецидивисты, воры.

      Он опять пристально посмотрел на Копецкого, тот снова выдержал его взгляд и промолчал. Ему не хотелось вступать в долгие пространные беседы, а уж тем более спорить с местным представителем закона, он надеялся лишь поскорее изучить документы, найти ответы на интересующие вопросы, которые он сам себе же и поставил, и покинуть это жуткое место, как можно быстрее.

      Не получив ответа, опер встал из-за стола и куда-то вышел, оставив чеха одного. В ожидании того, когда солдат принесет документы из архива, Милош подошел к окну и, просунув руку через решетку, открыл форточку, за которой потянулась внушительная паутина. Было такое впечатление, что ему не хватает воздуха. За окном сквозь тучи проглянуло солнце, туман рассеялся, но не смотря на изменения в погоде, радостнее у него на душе не стало.

      В форточку ворвался прохладный ветер, ударил ему в лицо лесной сыростью и запахом грибов, зашелестел вырезками из газет, прикрепленных к стене, и подхватил маленький листочек бумажки, валявшейся на полу. Милош еще раз осмотрел унылый пейзаж, потом перевел взгляд на весь черный от пыли подоконник, на котором лежали мертвые мухи и комары, и прислушался.

      Здесь было странно тихо, так, что даже гудело в ушах.

      Возможно, это последствия поездки в поезде…– подумал чех.

      И вдруг эту звенящую тишину нарушил топот кирзовых солдатских сапог. Спустя полминуты, скрипнув дверью, в кабинет вошел молодой и хмурый солдат с охапкой картонных папок красного цвета, аккуратно положил их на стол и так же, молча, удалился.

      Опер разрешил Копецкому просмотреть дела, которые его интересовали, но только в кабинете, выносить их не разрешалось. Оперуполномоченный снова ушел по своим делам, оставив Милоша. Хотя, об одиночестве здесь речи и не могло быть, ведь, как заметил чех по скрипу половиц, за порогом остался часовой.

      Он брезгливо повесил своё дорогое кашемировое пальто на одиноко-стоящую в углу вешалку, туда же, сверху, повесил шляпу. Затем подошел к столу и налил себе воды из стеклянного графина в граненый стакан, отпил небольшой глоток воды и устроился за широким столом, пододвинув к себе объемистые папки.

      – Удивительно,