Пыль на ладонях. Евгений Орлов

Кулешовка закрывается… Егор приготовился это озвучить, капитулировать перед женщинами полностью, но чёртик внутри него извернулся и овладел проклятым языком. Егор приподнялся над столом, опёрся на руки, вылетело ехидное: – Да ну её, мать, пусть едет в свою Ма-а-аскву. Перетопчемся как-нибудь. – Егор победно зыркнул на Ленку, но мгновенно потух: Чекуряшка ехидно улыбалась. Зараза!

      – Паршивый ты клоун, Клевин. Уймись, артист, не поеду я никуда. Мне ещё желание загадывать, – сказала она.

      – Какое желание? – встрепенулась мать. Вдруг засуетилась. – Засиделась тут с вами, дел по горло. Слышь, горюшко моё!

      – Чего? – не понял Егор.

      – Я к соседке схожу, к Лидии Николаевне, она попросила… Ей надо… – мать притормозила, на ходу придумывая причину. – Надо! – она сдалась перед отсутствием фантазии. – Вы тут не скучайте, – поспешно, как на пожаре, собралась, сунула ноги в тапки и юркнула в подъезд, осторожно прикрыв дверь.

      Язычок замка вежливо щёлкнул. Егор замер столбом, мурашки шевелились под свитером. Ленка усмехнулась, отодвинула от себя тарелку, вилка звякнула о фарфор.

      – Ну что, мать, мириться будем? – просил Егор нагло.

      – Иди умойся, – ответила она.

* * *

      Продавленный диван с трудом их уместил. Катькина кукла висела в изголовье кверху ногами. Листы ватмана, карандаши, стоптанные тапки мозолили глаза, разметалась одежда. Со стола наполовину сползла скатерть. Под её складками лежала перевёрнутая тарелка, разбежались веером рыбьи кости. Балансировал на самом краю чайник в компании одинокой чашки.

      Егор слез с дивана, запрыгал на одной ноге, надевая трусы. Ленка подтянула колени к груди, укуталась покрывалом по самые глаза.

      – Мать скоро придёт, – напомнил Егор.

      – Она тактичная, – усмехнулась Ленка. – Боишься?

      – Стесняюсь, – признался Егор, сел рядом и приобнял Ленку, она положила голову ему на плечо – «пружинки» защекотали Егора.

      – Она час с соседкой проговорит, – сказала Ленка вполголоса и, выдержав паузу, неожиданно спросила: – Горе, у тебя мечта есть?

      – Нет.

      Ленка отстранилась:

      – Я же серьёзно.

      Егор заулыбался, поворошил её волосы.

      – И я серьёзно. Нет у меня мечты, Ленок. Помню, была, но вот какая… Забыл. Может, космонавтом стать? Или продавцом мороженого? Хотел к тебе вернуться, к морю увезти. Чтобы белый домик с заборчиком и море… Нужен тебе этот юг? И мы ему не нужны, стрёмно там – стреляют. Не знаю, Чекуряшка… Живу пока, а там поглядим.

      – Страшно так.

      – Скучно, Лен. Скучно, но ни фига не страшно, – он громко чмокнул Лену в щёку.

      – Бес слюнявый, – она вытерлась краешком покрывала, устроилась удобнее под его рукой, мельком оценила время по настенным часам. Секундная стрелка тяжело поднималась вверх, отбивая остатки минуты, перевалила «двенадцать» и зацокала вниз… Ленка сонно спросила: – Горе, знаешь, почему тебя бабы любят?

      – Меня? – удивился Егор, искоса взглянул на Ленку: