Кристаллы Иркамы. Александр Холин

вдруг последний лист упал

      в мою протянутую руку.

      «Мы не стали скромнее и проще…»

      Мы не стали скромнее и проще

      под давлением смут и преград,

      лишь по смуглой берёзовой роще

      ветер вздыбил чумной листопад.

      Лишь нахмурилось небо в зените

      и ослабился скрипки смычок.

      Полно, люди!

      Прошу вас, взгляните

      с перекрестья путей и дорог

      на раздольное наше безволье,

      на всеобщую злобу в аду!..

      Где ж тот кот, что гулял в Лукоморье

      по злащёной цепи на дубу?

      Было много цепей и кандалов

      на Руси, да не те всё, не те.

      Но под вонью господ и вандалов

      вновь Россия ползёт в пустоте.

      Нам уже не хватает ни прыти,

      ни ума для тактических драк.

      Вы простите, прошу вас, простите,

      но маньячит немеркнущий мрак,

      но свистит порожняк лихолетья

      в лилипутинской патоке лжи.

      Сколько ж нужно России столетий,

      чтоб воскресли и жили Кижи?

      Чтобы Русь моя вновь возродилась

      и оставил её Черномор,

      я надеюсь, что Божия милость

      снова вычертит в небе узор.

      А в столице, в некрополе истин,

      будто истина – мать-перемать!

      И последний берёзовый листик

      по бульварам пустился гулять.

      «Я рисую в подветренный полдень…»

      Я рисую в подветренный полдень

      голубую бездонную высь.

      Ничего из плохого не вспомнить,

      значит, нечего.

      И пронеслись

      где-то кони опять над обрывом,

      прозвучала минорная боль.

      Слишком тяжко, но очень красиво

      превращаться в убийственный ноль

      для стремлений, надежд и мечтаний

      одураченных жизнью людей.

      Подчеркнёт невозможность скитаний

      по России простой вьюговей,

      где я снова – подветренный нищий —

      начертал угольком на снегу

      Тетраскеле,

      и время отыщет

      тех, кто пел на лету, на бегу.

      Не могу оставаться в сторонке

      от прекрасных страниц бытия.

      Над Москвою набатный и звонкий

      голос мой:

      эта Русь – это я!

      Не был я супротив ни вандалов,

      ни хапуг.

      Так чего же орать?

      И столица совсем истончала,

      слышу только про мать-перемать!..

      Этот выбор на мне, на поганом,

      под московский гремучий утиль.

      Снова шторм?!

      Нет, не надо, куда нам!

      Лучше мёртвый безветренный штиль.

      Странник

      Снова шагаю по льду босиком,

      маску срывая с лица.

      Снова пою ни о чём, ни о ком

      песню свою без конца.

      Вижу: маньячат души миражи

      в тихий предутренний час.

      Ближних любить ты пока не спеши,

      лучше бы с дальних начать.

      И, согревая в ладонях цветок,

      знаю, меня не поймут

      те, кто старается влиться в поток

      денежных