Кристаллы Иркамы. Александр Холин

одежд.

      И осталось стремленье гармоний

      всё загнать в многолетний обман.

      Нам Есенин сыграл на гармони

      про рязанский любовный туман

      и про тонкие кудри осины,

      что дрожат на московских ветрах.

      Жаль, что мы у него не спросили:

      как там жизнь в Зазеркальных мирах?

      Может быть, там поэтов не любят,

      и любовь – как туманный мираж?

      Может, страсть в Зазеркалье погубит

      и Пьеро потеряет плюмаж?

      Только свет, только белые пятна

      по туманному шёлку плывут.

      Эй, поэт! Возвращайся обратно!

      Может, здесь нас когда-то поймут.

      Соловушка

      Не пропетый песнями,

      не рассказан сказками,

      городами-весями

      вдрызг уже потаскан я.

      Тени подзаборные

      мне грозят из небыли.

      Мысли беспризорные:

      жил ли? или не жил я?

      В темноте, как облики,

      городские улицы.

      Лунный луч из облака

      тянет к горлу щупальца.

      Ах, не пой, соловушка,

      мне про небыль русскую.

      Слёзы – словно кровушка,

      да тропинка узкая.

      Да осталась музыка,

      та, неподгитарная.

      Труден путь наш узенький,

      но поётся ария,

      но романсы слышатся.

      Ветер плачет весело,

      пролетев над крышами

      городами-весями.

      Баллада о русском языке

      Смутный голос во мне возник,

      как прямая черта пунктира:

      – Где кончается твой язык,

      возникает граница мира!

      Но я русич! Ужель во мне

      языко́вый барьер и пена?

      За Россию сгореть в огне,

      в землю вбитым быть по колено?

      Я же русич! Ужель во мне

      только злоба, стремленье к битве,

      словно страннику на коне

      не нужна о любви молитва?

      Снова голос, как будто рык,

      раздающийся из надира:

      – Где кончается твой язык,

      возникает граница мира!

      Значит, всё же наоборот!

      Глас сомненья с меня снимает:

      ведь любовь только там живёт,

      где тебя всегда понимают!

      «Опять проходит день неспешный…»

      Опять проходит день неспешный

      в клочках линялой синевы.

      Быть бунтарём смешно, конечно,

      средь равнодушия Москвы.

      Обречены на небыль с былью

      и на молчание икон,

      шагают люди в грязи, в пыли

      под колокольный перезвон.

      Зачем живём – никто не знает,

      но тут и там из века в век

      с овечек шкурки обдирает

      чужой какой-то человек.

      Калек так много и так мало

      сообразительных умов.

      И вся планета жить устала,

      смотрясь в зеркальное трюмо.

      Но в Зазеркалье – те же рожи

      и равнодушия трезвон!

      О, Боже! Мы живём и что же?..

      Но где-то слёзы вдруг с икон,

      но где-то бабушка украдкой

      перекрестит мента вослед.

      А