Сын Ра. Волшебный эпос. Владимир Радимиров

ребята! Дальше я уж сам… Плывите себе с миром назад.

      Далевид-то не хотел уходить. С Яваном желал он остаться и в пекло мечтал пробраться, да только Яваха на эту авантюру не согласился.

      – Нет, дорогой! – отрезал он твёрдо. – Парень ты что надо, храбрый да отважный, но Далька, не это ведь важно. Путешествие моё опасным будет до крайности и случись чего, как я твоему батюшке посмотрю в глаза? Что он мне скажет? Сынок, мол, без отеческого благословления из родных мест сбежал, а ты его в сём безобразии поддержал? Я на это не пойду, так что извини, Даля, а далее я один иду…

      Ну, делать нечего. Обнялись они крепко-накрепко на прощание, и Далевид на корабль поплёлся опечаленный. Гребцы дюжие на вёсла налегли дружно, потом паруса белоснежные кораблик распустил и, пенный след за кормой оставляя, по волнам вольным в даль устремился.

      А старичок хлебосольный гостя в хижину свою пригласил. «Пойдём, – говорит, – отдохнёшь с дороги, а перед тем покушаем кой-чего, чайку попьём да в беседе времечко проведём».

      И ведёт Явана в рощицу недалече от моря.

      Там и впрямь на краю леса жидкого лачуга его стояла незавидная, а рядом с нею очаг был разбит, и каша на огне варилась, аж, булькая, пузырилась. Погнал Ловеяр коз своих куда-то за кусты – да скорёшенько и возвратился, кашу с огня снял, другой котелок, с водою ключевою, надевает на железный штырь, водицу в нём кипятит и травку ароматную в котёл сыплет.

      – У меня, – хвастает, – чаёк наилучший; не было ещё случая, чтобы его хулили, а я, милочек, многих поил, и все были рады – пили аж до упаду.

      А сам смеётся, ухохатывается и чуть ли даже не падает. Да миску каши с маслом Ванюше наваливает. «Ешь, – говорит, – богатырь, угощайся, молодецких силушек набирайся!»

      Попробовал Яван угощения дедова – а и впрямь каша-то знатная и на вкус приятная! Вдоволь кашицей угостился… А тут и чай дедушкин уварился. Ловеяр Ване кружищу полную наливает, протягивает, а тот её берёт, чаёк пьёт да нахваливает. Мигом кружку и осушил, – и добавок ещё попросил. Отвар-то и впрямь душист очень – утерпеть его не пить нету мочи!

      Ваня ещё чаю черпает, да вдруг ощущает… что за чушь ещё такая? Сила некая его вдруг закачала… В очах его ясных затуманело, смешалося всё да поплыло, вихрем стремительным закрутило. Всё быстрее и быстрее круговерть несусветная в глазах у него мчалась, но и этого было мало – вот и тело его слушаться перестало, и совсем Ване муторно стало. А тут ещё огненный змей жгучим видением в угасающем его сознании закружился и… как вдруг отрезало: вчистую Яван вырубился.

      Много ли, мало времени проходит – бог весть! – а только очухался Яванушка наконец и начал понемногу опамятоваться. С трудом немалым он в окружающую явь включился, поскольку находился в некотором забытьи, а затем туман у него в голове разошёлся чуток, и дошло вдруг до него, что он не свободен лежит тута, а прочными путами весь опутан.

      – Эй, дед, ты там где? – позвал Яван грозно. – Что это