Гончарный круг (сборник). Аслан Кушу

охая и западая на правую ногу. Дауров подобрал оставленный ею мешок.

      Они не вспоминали об этой ночи почти год. Но вот однажды, вернувшись домой с пастбища, куда выгоняли на лето колхозный скот, Исмаил присел в саду. Вслед забежала во двор Мелеч.

      – Дядя, дядя, а мне мама платье сшила! – радостно поделилась девочка.

      – Вот и хорошо, – улыбнулся он.

      Пришла в сад и Кара. В руках у нее была тарелка со свежеиспеченными пышками и кувшин молока.

      – Проголодался, небось, покушай, – поставила она их на стол.

      – Балуешь меня.

      – Что ты, Исмаил! – встрепенулась соседка. – Я и мои дети в таком долгу перед тобой.

      Дауров понял, о чем она, попросил:

      – Не надо, забудь это.

      Кара смолкла, не говорил и он. Оба любовались девочкой в белом платье с красными цветами, порхающей в саду от дерева к дереву, словно бабочка.

      – А тогда ты и вправду мог убить меня? – с явным, долго носимым любопытством поинтересовалась женщина.

      – Нет, конечно, – ответил Исмаил. – Просто я знал, что страх поможет тебе преодолеть боль.

      Подъехал и свесился с коня через плетень Бадурин, позвал:

      – Товарищ Дауров, начальник просит вас зайти.

      Хаджемука в кабинете не было. Исмаил нашел его за домом. Он стоял у пруда, смотрел на гладь, нервно сминая сорванный с дерева лист.

      – Зачем звал? Что стряслось? – спросил его Дауров.

      – А то и стряслось, – повернулся к нему Заур, – прав ты был, Исмаил, ох, как прав… Я только вернулся из областного отдела, ездил по вызову начальника нашего Джеджукова. Ошибки грубые, сказал он, в работе допускаю.

      – А у кого их не бывает?

      – Ошибки ошибками… Выражение его одно сразу не понравилось, обожгло. Предателем назвал меня. Какой же я предатель, с семнадцати лет за советскую власть боролся? Надерзил ему за это и ушел.

      – Это серьезное обвинение, – заключил Исмаил. – Уходить надо.

      Заур отмахнулся.

      – Куда от них уйдешь!

      – Скрываются ведь люди и живут.

      – Это не по мне…

      Налетел ветерок, поднял на глади пруда зыбь, погнал по ней опавшую листву.

      – Вот времечко, а! – продолжал Заур. – Надо ли было верить им? Видел же, как они втаптывали в грязь хороших людей. Нет, чтобы чем-то помочь обиженным, найдя свою третью правду, отличную от тех двух, которые столкнули мир, а я все у судьбы в заложниках сидел, палачом служил. Поделом теперь.

      Горьким было его раскаяние, поздним.

      – Что об этом говорить, жизнь не воротишь назад, – Исмаил взял друга за руку. – Жернова завертелись, не надейся, никто их не остановит. Общество в агонии, понимаешь, в агонии! В ней одному до другого дела нет. Самому о себе, Заур, надо думать. Не возвращайся к ним. Я помогу уйти, к Казбеку проберемся в конце-концов. Он примет, не сомневайся…

      – Не для этого я тебя позвал, – прервал друга Хаджемук. – Если меня возьмут, побеспокойся о семье, знаю заранее: житья ей тут не будет.

      Заур направился домой. За ним перебежала дорогу и скрылась в зарослях бурьяна большая и толстая крыса. На следующий