Домашний рай. Савелий Новодачный

Семену. Сейчас тоже собрал письма и пошел к входу на этаж, мимо поста, бдительно охраняемому седенькой сгорбленной вахтершей.

      –Вера Петровна, мама Семена там?

      Нахимов мотнул головой в сторону угловой комнаты на первом этаже, где жил Весник.

      Вахтерша кивнула и старческим дребезжащим голосом сказала:

      – Беда какая, матери-то каково, а? Единственного сына потерять. Что же это такое, да как же это? Здоровый парень, в футбол же вы постоянно бегали, из его окна вылезали иногда ночью. Вы не думаете, что я ничего не знаю. Да я сквозь пальцы на это, после одиннадцати-то нельзя не входить не выходить, порядок должен быть. И ведь не жаловался ни на что, всегда вежливый, аккуратный, поздоровается, о здоровье спросит, о внуках.

      Она в который раз за день приложила к глазам мятый клетчатый платочек и замолчала.

      С замиранием сердца двинулся Нахимов в угловую комнату первого этажа, где Весник проживал один. Обычно студенты пятого и шестого курсов жили в пятнадцатиэтажном общежитии «Зюзино» в Москве на Керченской улице, недалеко от метро «Каховской», но Весник остался здесь. Правда, пришлось ему взять еще общественную нагрузку в студсовете, и комендант общежития пошла навстречу. Сам же Александр Нахимов обитал на третьем этаже в обычной комнате на четыре места.

      В общежитиях МФТИ, флагмане советской науки, периодически и с временным успехом боролись с клопами. Иногда война затихала, иногда вспыхивала с новой силой. Ушлые студенты изобретали все новые и новые способы, ставили ножки кроватей в посудины с керосином, открывали зимой окна в надежде заморозить кровососущих тварей, мучили дихлофосом, но тщетно. Просыпаясь утром, находили на своих телах красноватые следы от ночного нашествия маленьких безжалостных созданий. Поэтому и запах стоял специфический: раздавленных клопов и химических средств борьбы с ними. Но молодые люди стоически переносили эти трудности, хотя родители, приезжающие к некоторым из студентов, всплескивали руками и надолго впадали в оцепенение.

      Нахимов еле слышно стукнул в дверь комнаты Семена.

      Никто не ответил, и он, подождав немного, тихонько приоткрыл дверь.

      – Можно?

      Опять нет ответа.

      Он осторожно заглянул внутрь комнаты.

      Все так же, как обычно: узенькая кровать, застеленная казенным покрывалом, на нем подушка с белой наволочкой, большой полотняный шкаф для одежды, стол, заваленный книгами и тетрадями, окно, задернутое шторами.

      В полутьме на стуле сидела худенькая женщина в черном платье и отрешенно глядела в окно.

      Тихонько позвал:

      – Тетя Надя!

      – Включи свет, Сашка, – попросила она.

      Нахимов нащупал квадратик выключателя и включил свет.

      Мать Весника взглянула на него.

      Он поразился тому, как похож был Семен на свою маму. Такое же очертание скул, такие же светло-зеленые глаза.

      И еще поразился тому, что глаза матери совершенно сухи.

      Однако