Никогда не кончится июнь. Изабелла Кроткова

он.

      – Ну что, можно уже спать? – не удержалась и съязвила я.

      Степа приподнялся, и я увидела его обнаженный по пояс темный силуэт. Голова наклонилась в сторону двери.

      – Тс-с! – вдруг вскрикнул он громким шепотом и в то же мгновение переполз на мою кровать.

      Я быстро отодвинулась к стене.

      – Слышишь?!. – не обращая внимания на мой маневр, шепнул он мне прямо в ухо.

      Я прислушалась, но не услышала ничего, кроме гнетущей тишины.

      – Кто-то прошел из зала в дядину спальню. Там в одном месте паркет скрипит так… характерно…

      Внезапно трусость Степы стала мне противна, и я, в белой рубахе до пят, с распущенными длинными волосами, сама похожая на привидение, вылезла из кровати и решительно потянула его за собой.

      – Пошли!

      Неожиданно тот повиновался.

      Мы вышли в просторный зал, освещаемый лишь низко висящей луной. Мягкий свет лежал на предметах интерьера – на крышке высокого старинного сундука, на дверях тяжелого шкафа, на паркетных досках пола…

      – Видишь? Никого, – шепнула я, но уже менее решительно. Все-таки не очень приятно глубокой ночью бродить в темноте по чужой квартире, где недавно умер человек…

      На Степу вдруг нахлынул прилив храбрости, и, ухватив под локоть, он потянул меня через узкий переход в маленькую дядину спальню.

      На стыке зала и коридора паркет вдруг негромко скрипнул под нашими шагами.

      Характерно… – вспомнила я.

      Степина рука дрогнула, но, преодолев страх, он потащил меня дальше.

      Короткая мысль пробежала в голове за мгновение до того, как ступить в дальнюю комнату.

      Зачем я ввязалась во все это?!

      Но не успела я принять ее или отбросить, как очутилась на пороге спальни, и, озаренная голубоватым светом, она предстала перед моими глазами.

      На миг показалось, что передо мной моя собственная комната, и дыхание застыло где-то внутри, но, присмотревшись, я увидела письменный стол у окна, под ним урну с белеющим мятым листом, и облегченно вздохнула.

      Это комната Бориса Тимофеевича, и в ней никого нет.

      Я уже хотела развернуться и пойти обратно, как вдруг в ухо ворвался срывающийся шепот.

      – Смотри, ручка!

      Я взглянула на стол и сразу поняла, что хотел сказать племянник.

      Ручка, которую Степа на моих глазах поставил на полку, в стакан для карандашей, вдруг, словно из воздуха, возникла над столом и легонько хлопнулась на него. В тот же миг огненная молния страха промчалась где-то внизу живота.

      Я невольно вцепилась в крепкую влажную ладонь парня.

      – Пойдем… – произнесла я не своим голосом, не отрывая взгляда от ручки, лежащей теперь на столе темной продолговатой тенью.

      Через мгновение мы в три прыжка очутились в кровати и, трясясь, как мокрые котята, прижались друг к другу.

      А за окном по-прежнему сияла луна, похожая на фарфоровую суповую тарелку с нарисованными на ней глазами, ртом и носом.

      Остановившимся взглядом я смотрела на нее, и вдруг мне почудилось, что луна растянула рот в жуткой