В статье, развивающей положения фрейм-анализа Ирвинга Гофмана, рассматривается вопрос, какие значимые теоретические предположения могут быть сформулированы на основе материальных параметров конкретных фреймов. В качестве отправной точки вводится понятие «технологические фреймы» (радио, телевидение, печать). Автор соотносит четыре ключевых концепта фрейм-анализа: фрейм, фокус, соприсутствие и каналы, с целью показать, что технологические фреймы представляют собой особую форму структурного ограничения интеракции. Они создают дефицит первичной полнотелесной интерактивной автономии, что приводит к феномену современных коммуникативных трансгрессий. Выводы, полученные в статье, открывают новые теоретические перспективы исследованиям в сфере медиа.
Приспособления, предназначенные для контроля за «вредными привычками», ассоциировавшимися в определенный исторический период с патологическими формами сексуальности, рассматриваются в качестве иллюстрации дискурсов, подчеркивавших медицинское и моральное измерение практик телесной дисциплины. Подобно тому, как в ортопедии не было четкого разделения между телесными несовершенствами эстетического и медицинского свойства, линия, разделяющая приемлемые, осуждаемые и патологические телесные практики в области аутоэротики, оказывается подвижна настолько, что устройства, однажды предложенные как антимастурбационные, оказываются в ассортименте сегодняшнего секс-шопа.
Проблема вещей, ставшая одной из центральных проблем социальных исследований, мало способствовала прояснению самого понятия «вещь». В данной статье показывается, что эмпирический анализ способов повседневного производства «вещей» позволяет взглянуть на «вещь» как на результат ситуативных практик обращения с конкретными вещами, которые предлагается рассматривать как эти-вещи. На основе анализа ситуаций досмотра в аэропорту и потери вещей в метро утверждается, что существуют механизмы производства «вещей» из этих-вещей, предполагающие специфические способы категоризации собственности на эти-вещи, взаимного конституирования «вещей» и публичного пространства, обеспечения сопоставимости этих-вещей и совершения определенных действий с этими-вещами. Данный анализ может быть назван «социологией этого» поскольку он может применяться к любым социальным феноменам, которые носят неискоренимо конкретный, буквальный и наблюдаемый характер.
В статье рассматривается отдельный сюжет в акторно-сетевой теории Бруно Латура – наделение технологических объектов агентностью. Автор демонстрирует, каким образом для решения поставленной задачи французский исследователь пользуется инструментарием Парижской семиотической школы. Особое внимания уделено «процессу пересборки общества», т. е. концептуализации гетерогенного коллектива людей и не-человеков, а также прояснению, что значит говорить от имени объектов. Автор демонстрирует неочевидные импликации семиотического механизма уравнивания технологических объектов в способности действовать наравне с человеческими агентами. Одной из таких импликаций оказывается кибернетизация людей – понижение их внутренней сложности до состояния сугубо рефлекcивных калькулирующих субъектов.
Статья посвящена анализу парадокса, возникшего в российской теоретической социологии вследствие рецепции акторно-сетевой теории и развития социологии вещей. С одной стороны, теоретики «поворота к материальному» провозглашают отказ от метафорического способа мышления в пользу метонимического. С другой – демонстрируют все признаки технофобии, желание освободить исследования материальности от гнета социологии технологий. В статье показано, что этот парадокс возникает из‑за неверной трактовки метонимии и метонимического способа мышления представителями теоретического лагеря в социологии вещей (А. Ф. Филиппов, В. С. Вахштайн и др.).
В статье проводится разграничение между социологией объектов и социологией вещей. Для этого автор предпринимает расследование работы Бруно Латура Где недостающая масса? Социология одной двери как ключевого текста о технологии в акторно-сетевой теории. Были проанализированные две релевантные тексту проблемы. Во-первых, теоретическая проблема места недостающей массы в конституции современных обществ. Во-вторых, проблема стиля письма о вещах. В ходе расследования было установлено, что в расследуемом множественном тексте присутствуют два встроенных автора – «Латур» и «технолог». Эти авторы предлагают две разные концепции технологии и два разных ответа на вопрос «Где недостающая масса?». Один из выводов статьи состоит в том, что ошибочная идентификация Латура как «технолога» и предубеждение против стиля написания самопротиворечивых текстов мешают увидеть разницу между социологией объектов и социологией вещей.
Данная статья представляет собой попытку философского осмысления онтологического статуса вещи в эпоху социальной виртуализации и развития искусственных интеллектуальных систем. Рассмотрены морфологические компоненты Интернета вещей, а также гуманитарные перспективы развития сетевого межмашинного взаимодействия. В статье рассматриваются этапы становления сетевых глобальных коммуникаций и проблема единых стандартов сетевых систем. Также представлен скептический взгляд на НБИКС-синтез через аналогию нарративной морфологии. Особое внимание уделяется проблеме социальных дистанций и трансформации жизненного мира индивида в контексте технологии Интернета вещей.
Данная статья посвящена вопросу: как теория социального действия может справиться с «поворотом к материальному» в современной социологии, а именно с задачей приписывания агентности не-человеческим акторам. Проблема рассматривается на основе анализа двух возможных интерпретаций соотношения социального, материального и осмысленного в акторно-сетевой теории, которые автор называет онтологической и методологической. Автор приходит к выводу, что в акторно-сетевой теории Б. Латура на основании онтологизации семиотических моделей А. Греймаса и концепции смысла Ж. Делёза смысл действия ставится в зависимость от взаимодействия разнородных акторов, что находит выражение в концепции циркулирующей референции. Онтологическая и методологическая интерпретации акторно-сетевой теории открывают различные перспективы теоретизирования, в то время как у Латура они совмещены.
В 1980‑х годах в социальной теории произошел так называемый «поворот к материальному». Мы до сих пор спорим, был ли это «онтологический» или «семиотический» поворот, стояла ли за ним принципиально новая интуиция социального мира или просто нескольким мистификаторам от науки удалось отвлечь часть молодых социологов от решения «больших проблем» современных обществ, направив их энергию в размытое русло метафизической рефлексии. Метафора поворота предполагает радикальную смену аксиоматики. Нечто привычное, очевидное и само-собой-разумеющееся начинает казаться архаичным предрассудком, пережитком прошлого. И, напротив, «совершенная дичь» и «постмодернизм» (слова-синонимы в языке многих отечественных ученых) приобретают статус аксиом. Если это требование не выполняется, то мы имеем дело не с поворотом, а всего лишь со сменой доминирующей риторики. Под эту квалификацию попадает примерно половина статей и диссертаций, во введении к которым декларируется лояльность повороту к материальному.
Традиция социальных исследований принятия судьями решений о назначении наказаний осужденным (sentencing research) берет начало в середине 1930‑х с публикации Торстейна Селлина о расовой предубежденности в отправлении правосудия в «Американском журнале социологии» [Sellin, 1935]. Первые 30 лет становления направления характеризуются преимущественно критическими, социально и политически важными, но методологически бедными исследованиями о неравенстве перед судом белых и черных, бедных и богатых. Развитие статистических методов и анализ более детальных количественных данных о судебных решениях, подкрепленный наблюдениями из залов суда и интервью с судьями, прокурорами и адвокатами, позволили социальным исследователям убедительно показать реальную картину отправления правосудия, явно расходящуюся с той, которая передавалась через юридические метафоры.