Многочисленные Катерины. Джон Грин

казалось, будто она нарочно действует ему на нервы[28]. С Гассаном была та же проблема.

      – Спасибо, что ничего не сказала, когда я был Пьером, а Гассан – Салинже.

      – Ну, это было забавно. К тому же Колин иногда ведет себя как козел, и его не мешало проучить.

      – Ясно, – сказал Колин. Он всегда говорил так, когда сказать было нечего.

      – Так ты, значит, гений? – спросила она.

      – Я вундеркинд. Выдохшийся.

      – Ну и чем же ты хорош, кроме того, что все на свете знаешь?

      – Ну да, я знаю несколько языков и много забавных фактов. Умею играть словами. Так, ничего полезного.

      Он ощутил на себе ее пристальный взгляд.

      – Языки знать полезно, – сказала она. – Ты на каких говоришь?

      – Хорошо знаю одиннадцать. Немецкий, французский, латынь, греческий, голландский, арабский, испанский, русский…

      – Я поняла, – перебила его Линдси. – Кажется, meine Mutter denkt, dass sie gut fur mich sind[29]. Поэтому мы и сидим сейчас в этой машине вместе.

      – Warum denkt sie das?[30]

      – Ладно, мы только что доказали друг другу, что знаем немецкий. Она мне всю плешь проела, чтобы я поступила в колледж и стала… ну, не знаю, доктором, наверное. Только я никуда не поеду. Я уже решила. Останусь здесь. Может, она думает, что ты меня вдохновишь.

      – Врачи зарабатывают больше денег, чем фельдшеры, – заметил Колин.

      – Да, но мне деньги не нужны.

      Линдси замолчала. Слышно было только урчание мотора. Колин оторвался от дороги и посмотрел на нее.

      – Каждому человеку нужен дом, – объяснила она, – а мой дом здесь, мне здесь хорошо. Может, я и поступлю на курсы в Брэдфорде, чтобы Холлис успокоилась, но на этом точка.

      Дорога круто забрала вправо, и за небольшой рощицей возник городок. Вдоль неширокой улицы стояли маленькие, ухоженные домики с крылечками, на которых сидели люди и пили чай, хотя было жарче, чем в аду. Колин заметил заправку с забегаловкой Taco Bell, парикмахерскую и местный почтамт, который размером был с просторный шкаф.

      – А вон там – фабрика, – сказала Линдси, махнув рукой, и Колин увидел неподалеку кирпичный комплекс.

      «Разве фабрики такими бывают?» – удивился он. Ни громадных стальных хранилищ, ни труб, извергающих клубы вредного газа, ни пикетов «зеленых» – ничего.

      – И что же там делают?

      – Там работают. Все нормальные рабочие места в городе – там. Мой прапрадедушка открыл эту фабрику в 1917 году.

      Колин притормозил, пропуская вперед внедорожник.

      – И все-таки что там делают? – спросил он.

      – Ты будешь смеяться.

      – Не буду.

      – Поклянись.

      – Клянусь.

      – Это текстильная фабрика. Сейчас там изготавливают… э-э-э… шнуры для тампонов.

      Колин не стал смеяться. Вместо этого он подумал: у тампонов есть шнуры? Зачем?

      Из всех главных тайн Вселенной – касающихся ее происхождения, участия во всем этом Бога и т. д., – меньше всего он знал о тампонах. Для Колина тампоны были сродни медведям-гризли: он знал, что они существуют, но никогда

28

Мама Колина называла это «заигрыванием», но Колин никогда не понимал почему.

29

Моя мама считает, что ты мне подходишь.

30

И почему это она так решила?