Многочисленные Катерины. Джон Грин

больше не вундеркинд. Ну и хорошо. По крайней мере, ты уже не ребенок. Ну, теоретически.

      Колин жевал. Ему нравилась водоросль, которой были обмотаны роллы: в меру жесткая, с терпким привкусом соленой океанской воды.

      – Ты не понимаешь, – сказал он.

      Катерина положила палочки на край блюдца с соевым соусом и с безграничной досадой посмотрела на него:

      – Почему ты все время так говоришь?

      – Потому что это правда, – ответил он.

      Катерина ловко орудовала палочками, но она не понимала его.

      Колин не был вундеркиндом – он оставался им.

      Он хотел спросить Катерину, любит ли она его по-прежнему, но поборол в себе это желание, потому что больше слов «Ты не понимаешь» ее раздражали только слова «Ты меня любишь?».

      Через семь секунд он все-таки решился:

      – Ты все еще любишь меня?

      – Да ладно тебе, Колин! Школа позади, мы счастливы. Радуйся!

      – Ты боишься мне признаться?

      – Я люблю тебя. – Она ни разу не говорила ему эти слова в таком порядке. – А из слова «суши» можно сделать анаграмму? – спросила она.

      – Ус… ус… – замялся он.

      Катерина улыбнулась:

      – Ты не устаешь от моих дурацких вопросов?

      – Нет. Я от тебя никогда не устаю, – сказал он. Ему захотелось добавить, что иногда ему кажется, будто она его не понимает, что он переживает, когда они ссорятся, и что она давно не говорила, что любит его. Но он промолчал.

      – Придумал бы к «усу» еще что-нибудь, и мы могли бы поиграть в «Представь ситуацию».

      Игру изобрела Катерина. Колин подбирал анаграмму, а Катерина – придумывала ситуацию, в которой эти слова могли бы встретиться.

      – Ладно, – сказала она. – Обойдемся усом. Значит, один парень поехал рыбачить и поймал сома. Сом, конечно, отравлен пестицидами и всякой дрянью, но парень все равно везет его домой, потому что решил, что, если хорошенько его зажарить, ничего не будет. Он его моет, чистит и оставляет на кухонном столе, потому что ему позвонили. Поговорив, он кладет трубку, возвращается на кухню и видит, что его маленькая сестренка держит в руке большой кусок сырого сома и жует. А потом показывает на голову этой рыбины и говорит: «Вот это ус!»

      Они засмеялись, и у Колина улучшилось настроение.

      Позже они на цыпочках прошли в его дом. Колин поднялся наверх, чтобы сказать маме, что он вернулся, умолчав, правда, о Катерине, хотя это, возможно, было важно. Они забрались в постель, стянули рубашки и стали целоваться. Потом Катерина спросила:

      – Ты правда расстроился из-за того, что окончил школу?

      – Не знаю. Я не уверен, что моя жизнь стала бы лучше, если бы я все сделал по-другому – например, поступил бы в университет в десять, как, кажется, хотел папа. Мы тогда наверняка не были бы вместе. И я бы не познакомился с Гассаном. Многие вундеркинды пашут, пашут, пашут – и загоняют себя в тупик еще похлеще, чем я. Но некоторые становятся Джоном Локком[18] или Моцартом… А у меня больше нет шансов стать Моцартом.

      – Кол, тебе всего семнадцать… – Катерина снова вздохнула.

      Она

18

Британский философ и политолог, который выучился читать и писать на латыни и греческом в том возрасте, когда остальные еще шнурки завязывать не умеют.