Шестая койка и другие истории из жизни Паровозова. Алексей Моторов

мама, но энергично закончила: – В общем, в каком-то химическом техникуме!

      И с надеждой посмотрела на людей вокруг.

      Те пожали плечами.

      – А в якому сели вона живе, ця Валя? – спросил другой мужик, с усами как у Тараса Бульбы. – У нас Валентин богато!

      – В каком селе? – повторила мама и, немного замявшись, продолжила: – Я точно не знаю, но Валя говорила, что недалеко от станции, всего несколько километров.

      Люди в сельсовете переглянулись.

      – Так у нас в районе сорок сел, – вступил третий мужик, он говорил по-русски почти чисто. – Лучше скажите, как фамилия Вали вашей?

      – Ой! Ее фамилия! – Потерла лоб мама и вдруг запнулась. – Фамилия…

      Я-то сразу все понял и нервно заерзал на своем ведре.

      А они сидели и ждали.

      Наконец мама подняла глаза и начала задумчиво перечислять:

      – Вот то ли Пакша, то ли Гакша, то ли Бакша…

      – Мабуть, Гаркуша? – сочувственно подсказал кто-то. – Ни?

      – Нет! – после долгой паузы неуверенно ответила мама. – Не Гаркуша.

      – Знаете, – продолжила она, – у нее сестра еще есть младшая, родители.

      Но и эти важные сведения не помогли.

      Мама еще какое-то время перечисляла возможные варианты Валиной фамилии, но к цели это не приблизило.

      Эти люди явно очень хотели нам помочь, они долго перебирали всех им известных Валь, но, как назло, нашей среди них не оказалось.

      Валя-горбатая, Валя-вдовая, Валя Шумейко – мать троих хлопчиков, Валя Чумак-косая, Валя Гончар-дурочка и Валя Писарчук-трактористка.

      Все эти Валентины не подходили либо по возрасту, либо по внешности, либо по семейному положению. А главное – в Москве из них никто не был отродясь.

      И тогда мы поняли, что пора двигаться. Попрощались и отправились дальше.

      Та же картина повторялась в каждом селе. Мама сбивчиво объясняла про то, как нас обещали встретить, да не встретили, рассказывала, какая из себя Валя, про ее практику в Москве и учебу в техникуме неизвестного города.

      Под занавес маме традиционно говорили, укоризненно покачивая головой: женщина, как же вы ее на квартиру к себе пустили, а фамилию узнать не удосужились? Да еще, сами говорите, полтора месяца работали вместе. А уж ехать в такую даль, не зная ни имени, ни адреса, да еще не одной, а с хлопчиком!

      – А я ведь помнила, помнила, – жалобно отвечала мама, – но вот сейчас почему-то раз – и из головы выскочило.

      Мама и имена-фамилии – это вообще отдельная тема. Например, моего одноклассника Диму Кончакова она упорно звала Сережей Колпаковым, а одноклассницу Лену Теверовскую, ту вообще почему-то величала Таней Голубевой. И переучивать ее было делом безнадежным. Если разговор заходил об известных людях, например артистах, то в лучшем случае мама правильно произносила первую букву фамилии, а чаще и это была задача из непосильных. Самое интересное, что с течением времени я научился интуитивно разгадывать эти ее сложные шарады. Но если вдруг я делал вид, что не понимаю, о ком идет речь, мама начинала