Последняя история Мины Ли. Нэнси Чжуён Ким

проблемы на работе, финансовые трудности. Но это вовсе не ново.

      Может, она таким образом просила о помощи? Может, ей нужны были деньги?

      – Вы говорили, у нее лавка на рынке. Рядом с округом Белл.

      – Рядом с Хантингтон-Парком.

      Марго представила, как мама возвращается вечером домой, измученная, снимает кожаные ботинки… Тогда почему в квартире не горел свет? Может, мама вернулась пораньше? Сняла обувь и споткнулась о тапочки, всегда стоящие у двери. Неизменно две пары – для нее и Марго. Или, собираясь уходить, она, в последний момент вспомнив о чем-то, вернулась и споткнулась в темноте? Даже думать об этом невыносимо.

      Марго хотелось закричать: «Ну почему ты себя не бережешь?» Только теперь уже поздно.

      – У нее были служащие?

      – Нет, никого.

      – Она дружила с кем-нибудь на рынке?

      – Да. Ну, общалась с одной женщиной… С владелицей лавки детской одежды напротив.

      Его ручка заскользила по блокноту.

      – Они хорошо ладили? Ваша мама со всеми ладила?

      – Думаю, да. Сначала ей приходилось нелегко, поскольку она была одной из немногих корейцев на рынке. Ей казалось, что другие продавцы и покупатели недолюбливают ее из-за плохого испанского.

      Марго вспомнила, как мама кричала вслед потенциальным покупательницам: «Amiga, amiga!»[6] Иногда те останавливались и махали на прощание, но обычно даже не оборачивались. Время от времени они морщили носы от запаха корейской еды, которую она приносила из дома. Мама обладала поразительной способностью игнорировать оскорбления, не то что Марго – ее они преследовали всю жизнь. Она любила маму больше всего на свете, но в то же время отчаянно стыдилась – ее бедности и чужеродности, ее языка и скудости жизни. Чувство любви у нее всегда сопровождалось стыдом, в том числе и любовь к себе.

      Из глаз вновь полились слезы, и Марго схватила салфетку из коробки на столе.

      – Если вам что-нибудь понадобится, можете мне звонить, – мягко сказал сержант Цой. – У вас есть моя визитка?

      – Я просто не знаю, что с ней теперь делать. С ее прахом, я имею в виду.

      – Она ходила в церковь?

      – Да. – В памяти всплыли высокое здание молочного цвета, терракотовая черепичная крыша, колокольня.

      – Может, там подскажут? Возможно, она обсуждала этот вопрос со священником или с кем-то еще.

      – Вы правы. Только я не уверена, что готова к такому разговору.

      – Как насчет вашего отца? – Сержант нахмурился. – Он еще жив? Он может вам помочь?

      Выражение «ваш отец» ужалило Марго, как змея, притаившаяся в траве.

      – Я не… Я его никогда не знала.

      Люди в церкви и в школе часто осуждали ее из-за этого: они не понимали, как можно жить без отца. «Неужели тебе неинтересно, кто он? Думаешь, он когда-нибудь вернется?» – спрашивали они. Порой ее жалели. Однако хуже всего, что из-за этого Марго ощущала себя другой, ненормальной – она не вписывалась ни в американское, ни в корейское общество. И там и там считалось, что женщины без мужчин

6

Подруга (исп.).