Далёкое близкое. Лидия Сергеева

и долго жал руку. – И ты, Евсеич, прости, и ты, Гриша, и ты, Коля!

      – Не за что тебя прощать. От тебя одно веселье в дороге. Теперь нам скучно будет, – расчувствовался Григорий. – А вот ты меня прости, иногда неправ я был!

      – Да прав ты, прав! Сам знаю такой грех за собой! Люблю языком почесать, что правда, то правда!

      – Ну и чеши на здоровье, не во вред ведь!

      – Коль, а Коль, – неожиданно переменил тему Пётр. – Ты как, предложение – то моё… не обдумал? Я от всей души предлагаю! Не пожалеешь!

      – Не решил пока! Надо на родину съездить, узнать, что и как. Может, потом и надумаю.

      – Как надумаешь, дай знать! Я тебя встречу с очень даже большой радостью. Прямо на этой вот станции

      и встречу! Что тебе одному по чужим тропкам блудить!

      – Спасибо, Петя!

      – Давай, сынок, готовься! Долго стоять не будем, – вмешался Евсеич, как всегда, бывший в курсе всех дел.

      Обнявшись с товарищами, Пётр спрыгнул на землю, и, пока поезд не ушёл за поворот, видно было, как, удаляясь всё дальше и дальше, одиноко стоящий на крохотном перроне солдат машет вслед отъезжающим рукой.

      – Хороший человек, дай Бог ему здоровья, – первым нарушил молчание Евсеич.

      – Хороший, – в один голос согласились остальные.

      – Такие люди на фронте, особенно в окопе, – находка, – добавил, расчувствовавшийся Гриша. – Иногда такая тоска заберёт, что хоть волком вой. А кто – нибудь, вроде Пети, свои байки как начнет травить, сразу и полегчает! У нас в батальоне был такой… Степаном звали… В возрасте мужик, больше тридцати годов. Из – под Одессы он…

      – Почему звали?

      – Нет его больше… На мине подорвался… На куски разнесло…Жаль Стёпу… Он всё от своих письма ждал. Они

      в начале войны эвакуировались. Жена и трое ребятишек. С дороги всего одно письмо и успели прислать. А потом ни гу – гу. Не доехали, значит. Может, под бомбёжку попали, может, ещё что. А он всё весточки ждал, верил: «Не могли, говорит, они все погибнуть! После войны отыщу!» Теперь некому искать, да и есть ли кого?

      – Да, понаделала война беды! Сколько вдов и сирот осталось! – вздохнул Евсеич и, ссутулившись, пошёл подкинуть лошадкам сенца…

      Через несколько часов пришёл черёд прощаться с Григорием. Тот ожидал свою станцию степенно, без лишней суеты. И только в самые последние минуты расчувствовался. Обняв единственной рукой сначала Евсеича, потом Николая, трижды по – русски расцеловав их, попросил дрожащим от волнения голосом: «Вы уж меня не забывайте,

      и я вас помнить буду!»

      – Иди с Богом, сынок, не забудем, пока живы! Адресок мой не потеряй. Может, когда ещё свидимся!

      Поезд тронулся. Уже без Григория.

      – Ну вот, Коля, одни мы с тобой остались. Скоро и нам прощаться. Нас с моими лошадками в Барабинске отцепят от состава. Один поедешь. Начальник поезда тебя в другой вагон отправляет, через два от нашего. Теперь доедешь до своего Новосибирска!

      – Спасибо, Евсеич! Когда только успел? А