Салат из одуванчиков. Елена Касаткина

не откликается. Ты бы мне нашла кого, а? Какую-нибудь девушку, ты же тут многих знаешь бездомных, поговори с кем-нибудь, а я её пропишу и платить буду. Как обещала.

      – Да спрашивала уже. Никто не хочет, говорят: за кем-то говно убирать, ну нет уж. Они к своей бездомной жизни привыкли, она им даже нравится.

      – Не знаю, что делать, – женщина вздохнула и опустила чашку на стол. – Кевин нервничает, говорит, сдай его в дом инвалида. А как я потом жить буду? Это ведь мой отец. А в этих домах… я ходила, интересовалась… Анечка, там ужас что творится, никто там за ними не смотрит, они там полуголодные… Нет… Не могу я так… Да и отец плачет… Говорит: дома умереть хочу, лучше отрави меня, только не отдавай. Кошмар! – Дама придавила руками красивые каштановые волосы на висках.

      – Да… – сочувствующе протянула буфетчица и тотчас подскочила, заметив в дверях нового посетителя.

      Дама положила на стол сторублёвку, прощально кивнула буфетчице и вышла.

      Денёк стремительно наступал. Прогретый солнцем воздух, как желе, висел над привокзальной площадью, источая разного рода миазмы, и требовал немедленного дезодорирования.

      – Постойте, – Глаша догнала красивую даму и осторожно коснулась её локтя. Женщина испуганно отшатнулась.

      – Что вам надо? – плотнее прижала к себе клатч.

      – Поговорить.

      – Поговорить?! О чём? Мне не о чем с вами разговаривать. – Женщина развернулась, чтобы уйти.

      – О вашем отце.

      Глава девятая

      Трудно ли откусить голову насекомому-богомолу? Вот с человеческими особями бывает не сложно, станцуй перед ним танец, предложи ему ароматный чай и всё… головы нет.

      – Жизнь замечательна! – Валентин Михайлович почесал бугристую кожу носа. – Вот у меня, например, была жизнь обычная, не лишённая неожиданностей и счастливых моментов, а потом… всё… Жизнь остановилась. Быть заключённым в собственном теле, это знаешь ли, Глашенька, не просто трагедь, это ад.

      Как её раздражала эта заезженная пластинка, изо дня в день одно и то же: разговоры, разговоры, разговоры.

      Совершив ошибку ради собственного блага, ты становишься зависим от обстоятельств. Приходится изворачиваться, лгать, играть, подавляя в себе личность и свою индивидуальность. Ты играешь чужую, не свою роль, а когда остаёшься наедине со своими мыслями, вдруг понимаешь, в какую жёсткую игру ты ввязалась, но хода-то назад нет, приходится улыбаться и жить… Правда, не своей жизнью.

      – Если бы не ты, Глашенька… Ты вдохнула в меня жизнь. И я теперь думаю, что должен быть благодарен судьбе за ту аварию, после которой… Останься я здоровым и ходячим, мы бы никогда с тобой не встретились.

      Глаша подавила готовый вырваться наружу стон.

      Её план осуществился в полном объёме. Обаять страрика-инвалида – труда не составило. За короткий срок она добилась того, о чём ещё год назад и не мыслила. Конечно, помог счастливый случай. Видимо, всю свою долю несчастий в ту злополучную ночь она выбрала сполна. И за это судьба