Малосольная. Татьяна Ромашкевич

всеёудобно. Высокие потолки и замысловато скругленные углы, просторные комнаты и кухня-аэродром, старая добротная мебель – как же она скучала по этому миру детства в мужниной тесной двухкомнатной квартирочке, где они терлись спинами друг о друга, если хотели что-то сделать вместе. «Да, всё реже», подумала она, и теперь уж о будущем загадывать ни к чему.

      Ноги сами шли, было недалеко, думать было больно, поэтому разглядывала, как обшарпались запомнившиеся красивыми дома, шелушилась штукатурка, любовалась снегом, покрывшим недоочищенные осенью углы с мусором и перепревшими листьями.

      Зачем она шла, чего хотела? Может, просто не могла идти домой, и больше не к кому было, подруги ведь на работе, а мама на пенсии и сидит, наверное, сейчас у окна и пьет чай, что ей ещё остается после внезапной смерти отца полгода назад. Вера укорила себя: за всеми своими суетливыми делами редко приходила, звонила вообще только с работы, муж терпеть не мог долгих трёпов по телефону, а позвонить матери и ограничиться дежурными вопросами Вера считала грубым.

      Подойдя к нужному дому, она столкнулась у подъезда с несколькими пожилыми скромно одетыми людьми. Удивилась: разве бомжи собираются такими группами? Да нет, пригляделась она, это не бомжи, чистые и энергичные, пропустила их и вошла в дом. Постучала – мать терпеть не могла дверных звонков, и дверь сразу открылась.

      – Что-то забыли, товарищи?

      И Вера, и ее мать синхронно удивились.

      – Это от тебя гости, – догадалась дочь.

      – Да, это мои бывшие коллеги, хотим к юбилею Октября подготовиться.

      – Ещё же почти целый год.

      – Ну так что.? Мы же не молоденькие, работаем теперь медленно, да на кое-что и деньги нужны, их достать надо. А такие, как вы, и делами не участвуют, и денег не дают.

      – Мама, да какие же у меня деньги?

      – Правильно, у тебя и не будет никогда. Ты же приживалка при своем буржуе, еще детей нарожала, увеличила зависимость от него. Я ж говорила: не надо, одного ребенка достаточно, его можно, если что, прокормить и вырастить одной. И работа, – мама распалялась все больше и больше. Они стояли в прихожей: дочь в расстегнутом пуховике, с шапкой в одной руке и сумкой в другой, и мать в забрызганном фартуке, но аккуратно причесанная и в нарядной кофте, даже брови не забыла подвести. – Какая у тебя работа: подмастерье пятого дворника, зарплата крошечная… Это он специально так сделал, буржуин поганый, вырвал тебя с хорошей работы, ты ж инженер, в проектном институте работала.

      – Мама, мама, что ты говоришь, ведь инженеры сейчас никому не нужны, закрыли давно этот институт, а он с трудом меня лаборантом, по знакомству пристроил, я хоть не на улице с товаром стою, как дочка Зинчаковской или не езжу за дубленками в Турцию, как племянница Кипчака.

      – Не смей их хаять, – закричала визгливо мать, – они себе на жизнь честно зарабатывают, не спрятались за мужей, не выглядывают испуганно из-за спины, что господин позволит.

      – Да