Неудаленные сообщения. Николай Петрович Князев

показывал.

      – Я не видел. Надеюсь, вы заметили, что у вас новый

      следователь!

      – Мне все равно. Смотрите видеозапись. Меня много раз

      просили повторить.

      – Ну да. Вы пытались напасть на следователя. Потом в

      обморок упали. Занятно.

      – Ваш предшественник требовал, чтобы я во время

      демонстрации вспоминал слова любви.

      – Любви?

      – Да. Описывал наши свидания с Лизой.

      – Ничего такого я не прошу. Просто покажите, как действует ваш механизм.

      Евглевский взял часы, повернул ушко, соединил с цепочкой, вдавил его и отщелкнул в обратную сторону – из корпуса выскочила тонкая игла.

      Он положил часы на стол:

      – Я не думал… Не хотел… Я не хотел её убивать! – он схватил часы и, раз за разом, стал повторять выброс иглы.

      – Достаточно. Оставьте. Прекратите! Однако игла сама собой никак не могла выскочить?! Значит…

      – Ничего не значит. Я не думал, что этой иглой можно убить, потому что не помню… Не было ничего! Я не убивал. Не убивал!

      Евглевский зарыдал.

      Следователь вызвал охрану, и Евглевского увели. Следователь сел за стол, выключил видеокамеру, отмотал видео назад, нажал «пуск»:

      Евглевский читает стихи, его слушает следователь, начинавший это дело. Слушает с остановившимся взглядом и, поглаживая редкие седые бакенбарды. Был он возраста близкого к возрасту убийцы.

      Евглевский читает:

      Сегодня ночью снился мне Петров

            Он, как живой, стоял у изголовья.

            Я думала спросить насчет здоровья,

            но поняла бестактность этих слов».

            Она вздохнула и перевела

            взгляд на гравюру в деревянной рамке,

            где человек в соломенной панамке

            сопровождал угрюмого вола.

            Петров женат был не её сестре,

            но он любил свояченицу; в этом

            сознавшись ей, он позапрошлым летом,

            поехав в отпуск, утонул в реке.

            Вол. Рисовое поле. Небосвод.

            Погонщик. Плуг. Под бороздою новой

            как зернышки: «На память Ивановой»,

            и вовсе неразборчивое: «от…»

            Чай выпит. Я встаю из-за стола.

            В её зрачке поблескивает точка

            звезды – и понимание того, что,

            воскресни он, она б ему дала.

      Следователь и Евглевский смотрят друг на друга.

      Следователь указательным пальцем ерошит редкие свои белесые бакенбарды:

      – Я не понял. На слух сложно, знаете ли, – прерывает он молчание и кладет перед Евглевским лист бумаги и ручку. – Запишите.

      – Что записать?

      – То, что вы декламировали. Пожалуйста.

      Евглевский берет ручку и, старательно, останавливаясь и припоминая, выводит строчку за строчкой. Закончив, протягивает лист:

      – Я вспомнил еще последнее четверостишие. Добавил.

      Следователь читает:

      – Чаепитие. – Дальше невнятно