Перекресток трех дорог. Татьяна Степанова

и зашагал прочь от сосны.

      Клавдий Мамонтов и Макар, словно его свита, двинулись следом.

      Клавдий успел заметить, как переглянулись между собой начальник местного отдела полиции и патологоанатом.

      Да и взгляды других полицейских, провожавшие полковника Гущина, были весьма красноречивы.

      Глава 4

      Очевидцы

      Дождь, которого ждал Клавдий Мамонтов, так и не полил. Напротив – выглянуло июльское солнце и стало даже припекать. До полицейских машин было совсем недалеко, однако на половине пути полковник Гущин неожиданно остановился. Он тяжело дышал. Ослабил галстук.

      – Долой маску, Федор Матвеевич, здесь же никого нет, или на подбородок ее спустите, – посоветовал ему Клавдий Мамонтов, снимая пиджак от своего черного костюма и перекидывая его через руку. – Вам так дышать совсем невозможно. И перчатки долой. Свариться заживо можно в резине.

      – И козырек дурацкий тоже прочь, – подхватил Макар Псалтырников.

      Он и сам разоблачился – скинул косуху в заклепках, оставшись в белой футболке, с которой нагло скалился череп в зеленом берете.

      – Не страшно сейчас такое носить? – спросил его Гущин, указывая на футболку с принтом. – Символ смерти.

      – Sculp [1], черепушка. – Макар погладил грудь и череп, привычно именуя его на английский манер. – Это знак Иностранного легиона, между прочим.

      – Служил в легионе? – Гущин окинул его взглядом из-под своего пластикового щитка.

      – Нигде он не служил. Я же сказал вам, это мой кузен из Англии. Он в Кембридже учился, а потом полжизни в Лондоне бил баклуши на папины деньги, – пояснил Клавдий Мамонтов.

      Обе свидетельницы уже ждали их на вольном воздухе – начальник местного отдела позвонил оперативникам, и те выпустили их из полицейского фургона.

      Две тетки в летах – полная и худая. На полной – верх от розового спортивного костюма и юбка. Кенгурушка плотно обтягивала грузные груди и выпирающий живот. Чужеродной частью современного прикида выглядела пестрая ситцевая юбка совершенно деревенского вида, которая не вязалась ни с модными круглыми солнечными очками свидетельницы, ни с ее кокетливой розовой повязкой для волос. Клавдий Мамонтов заметил на ней белые кроссовки, испачканные глиной. Вот кто оставил следы на дороге тридцать девятого размера.

      Вторая свидетельница была ей под стать – того же возраста и тоже в долгополой юбке и вязаной кофте внакидку – тощая, как жердь, но крепкая и ростом повыше. Она носила платок, завязанный «комсомолочкой», из-под которого выбивались отросшие за карантин пегие пряди. Обута она была в старые туфли непонятного цвета на низком каблуке. Ну, выходит, и со следами тридцать седьмого размера – от туфель – теперь тоже все ясно.

      – Здравствуйте, я начальник криминального управления. – Полковник Гущин представился свидетельницам по полной форме. – А это мои помощники. Назовите, пожалуйста, свои имена и фамилии.

      – Павлова Мария Сергеевна, – сказала худая.

      – А я Кавалерова Нина

1

Череп (англ.).