Перекресток трех дорог. Татьяна Степанова

молоко с медом…

      – Я прошу у тебя прощения. Ты прости меня, пожалуйста.

      Слава закашлялся. Он не понимал, где он и что с ним. Но липкий животный ужас уже овладел им. Все как в фильмах-хоррорах… Он их смотрел всегда с наслаждением и восторгом. Но как такое может случиться в реальности? С ним? Со Славой?!

      Похититель с усилием начал вытаскивать его из багажника.

      Вытащил.

      Поволок за ноги прочь от машины.

      Шел… шел… волок…

      – Здесь. Правильно. Это здесь.

      Слава лежал в дорожной пыли. И видел над собой черное бархатное ночное небо, усеянное звездами, словно жемчугом. Его похититель куда-то пропал. Возможно, вернулся к машине?

      Слава забился на земле. Изогнулся. Приподнял голову, стараясь оглядеться по сторонам. Лес… Темнота… Но он не в чаще.

      Это лесная узкая дорога. От нее начинается просека, уводящая в темноту. И есть еще одна дорога – совсем узкая, лесная тропа.

      Перекресток. Он на перекрестке трех дорог. Но где это место? Как далеко его увезли от Отрадного?

      Шаги. Жалобное тявканье.

      Его похититель вернулся, прижимая к груди правой рукой опутанную поводком болонку, которая жалобно скулила, словно плакала.

      В левой руке – большая канистра.

      Слава почувствовал запах бензина.

      – Гляди, – просто, как-то свойски и очень доверчиво произнес его похититель.

      Швырнул опутанную поводком собачку в пыль. Она шмякнулась на спину, перевернулась, пытаясь убежать, но намотанный на тело поводок не позволил. Похититель достал мобильный и, держа его одной рукой, начал снимать на камеру, другой рукой отвинтил крышку канистры и плеснул бензина. Бросил зажженную спичку.

      Столб пламени!

      Дикий визг!

      Огненный шар прополз полметра – почти к самому Славе, к его лицу, обдавая жаром.

      Слава дико заорал. Изгибаясь, извиваясь, как змей, он бился в пыли, пытаясь отползти, отдалиться от этого полыхающего заживо ужаса.

      Его похититель молча смотрел на то, что было живым, а теперь сгорало в огне. Снимал на мобильный, держа его в вытянутой руке.

      – Жертва ночная. – Голос тихий, печальный, усталый. – Конечно, это живодерство… И, наверное, деградация. Но таковы правила. Я не могу их изменить. Так было всегда. И это даже жестокостью не считалось… Я прошу у тебя прощения. Лучше для всех и для тебя, если ты не станешь держать на меня зла, когда это случится сейчас.

      Похититель с размаха выплеснул весь бензин из канистры на Славу.

      – Наверное, не стоило приводить тебя в чувство. В отключке ты бы меньше мучился и так бы и не понял ничего… Но мучения необходимы, они обязательны… И мне нужно было попросить у тебя прощения. Хотелось видеть твои глаза…

      Похититель приблизился к нему вплотную, наклонился.

      Слава в этот миг увидел его глаза.

      Ему показалось, что с ним говорит не человек.

      В этом взгляде не было ничего человеческого. Но сквозила печаль.

      – Нет, ты меня не прощаешь. Но это не важно. Есть четкий приговор. Либо они, либо… кто-то еще… Ну, получилось,