Перекресток трех дорог. Татьяна Степанова

вообще с ней давно не виделись. Я ей не нужен так же, как и ты.

      Макар с усилием выпростался из кресла.

      – Лжешь. Ты с ней сейчас. Вы вместе. Поэтому она так со мной.

      – Нет. Мы никогда с ней не были вместе. Она сама по себе. Я сам по себе. – Клавдий Мамонтов тяжко вздохнул. – Честное слово.

      Макар вдруг подпрыгнул высоко, словно подбросил свое мускулистое тело в воздух как пружиной. И сделал боковое антраша, как в оперетке.

      – Дурак набитый, – хмыкнул Клавдий Мамонтов.

      Макар смотрел на него. Он улыбался.

      – Прекрати пить. Возьми себя в руки.

      – Я пропадаю от безделья, – признался ему Макар. – Эти долгие месяцы в рехабе… я стал такой тупой и ленивый.

      – Ну да, у тебя денег куча. Работать не надо за кусок хлеба. Но у тебя дети – дочки, сын.

      – И еще у меня жена-отравительница, убийца моего отца. Развод. Еще у меня незаживающая сердечная рана и… Слушай, а чем ты все это лечишь? Ну, ты знаешь, о чем я. Чем это лечится у тебя?

      – Работой, – отрезал Клавдий Мамонтов. – Я занят по горло. Мне с тобой нянчится некогда. У нас такие дела на работе странные…

      – В ментовке твоей? Опять убийство расследуешь?

      – Не пойми чего пока, – честно признался Мамонтов, вспомнив полковника Гущина в маске и перчатках.

      – Слушай… а возьми меня в дело?

      – Как это?

      – Ну, чем дома баклуши бить, я бы тебе помог. Я же должен с тобой как-то расплатиться за твое великое благодеяние?

      Клавдий Мамонтов хотел его матом послать – далеко и надолго. Но внезапно глянул на рояль, на пустые бутылки на полу. На одну до половины уже выпитую на крышке рояля. На землисто-бледное лицо Макара.

      – Черт с тобой, – сказал он, не узнавая сам себя. – Ладно. Но это работа, понял? Тяжелая оперативная работа. Это тебе не лондонская тусовка, по которым ты всю жизнь таскался.

      – А я работы не боюсь, – ответил Макар. – Ну чего, берешь меня в напарники?

      – Да. Только сначала делаю вот так. – Клавдий Мамонтов забрал бутылку и опрокинул ее, выливая дорогой шотландский скотч на пол – прямо на вощеный паркет.

      Макар смотрел, как льется его виски.

      На следующее утро Клавдий Мамонтов перед работой сам позвонил полковнику Гущину.

      – Федор Матвеевич, я согласен на все ваши условия. И уговор буду соблюдать. И вопросов постараюсь лишних вам не задавать. Но я сейчас занят устройством дел моего кузена.

      – Какого еще кузена? – Гущин надсадно закашлял на том конце.

      – Из Англии. Мой кузен Макар. Он в сложной жизненной ситуации. Я его оставить одного не могу. Я и вас оставлять не хочу. А это значит – надо как-то совместить. Пусть он будет при мне – ну, у меня на глазах. Он нам с вами не помешает. Может, даже пригодится. Он в Англии учился и вообще парень продвинутый. Умный. Будет у меня как помощник. А я стану помогать вам. И он тоже, следственно.

      Удивительно, но полковник Гущин на «кузена из Англии» никак не отреагировал. Словно этот вопрос посчитал совсем не важным. А когда они с Макаром (протрезвевшим