Перекресток трех дорог. Татьяна Степанова

ездить в Бронницы, у родителей в Москве придется пожить это время.

      – Я что-нибудь придумаю с квартирой. Сниму.

      – Еще насчет машины. – Гущин помолчал. – Я со своим водителем сейчас не езжу. А сам пока водить не могу – задыхаюсь, в глазах темнеет. Покатаешь меня на своей?

      – Хорошо.

      – Это в уговор наш входит. В наш пакт. Я ненормально себя веду. А ты этому не удивляешься, парень. И не задаешь мне вопросов.

      – Я попытаюсь поступать, как вы хотите, – честно ответил Мамонтов.

      – Пойдем завтракать. Ты зайдешь в «Кофеманию», внутрь. – Гущин говорил о знаменитом кафе на Большой Никитской, которое посещали сотрудники областного Главка, – купишь нам с тобой кофе и бургеры – навынос. Вот деньги. – Он достал из портмоне купюры. – Они чистые, я их санитайзером обливаю, а потом оставляю сохнуть.

      – Можно на открытой веранде сесть, Федор Матвеевич.

      – Там народу полно. На бульваре поедим. На вольном воздухе.

      – Ладно, все куплю. Сладкого чего-нибудь взять вам в кафе?

      – Сладкого себе возьми. Ты молодой.

      – А что за дело нам предстоит, Федор Матвеевич? Которого нет?

      – Скоро все узнаешь. Я думаю, ждать недолго. – Гущин повел его через внутренний двор не к КПП, а к въездным воротам, достал пульт и сам открыл их.

      Через двор шла группа полицейских.

      – Федор Матвеевич, мы к вам как раз. Надо решить… вы к себе в кабинет? Когда к вам можно зайти?

      – Вы мне позвоните, – ответил полковник Гущин. – Все вопросы можно решить и по телефону.

      Он вышел из ворот в Никитский переулок. Мамонтов чуть замешкался, услышал, как один опер тихо сказал другим:

      – Он работать не может. У него с головой совсем плохо. Ковид, видно, и на мозги действует. Это просто другой человек стал!

      Они все были без масок и без перчаток.

      Клавдий Мамонтов вышел за ворота. Гущин пультом ворота закрыл.

      – И самый главный вопрос, – обернулся он к Мамонтову. И тот понял – и правда, перед ним другой человек! Не прежний Гущин. Но кто? – Ты переболел?

      – Нет. Я не болел «короной».

      – Значит, у тебя нет антител.

      – Наверное.

      – И тест не сдавал на вирус?

      – Нет, Федор Матвеевич.

      – А если я попрошу, сдашь?

      – Сдам. Только это ведь на один день. Что, каждый день прикажете тест сдавать?

      – Тоже считаешь меня ненормальным?

      – Вы сильно изменились. Я должен к этому еще привыкнуть.

      – Привыкай. – Гущин смотрел на него. – Впрочем, ты можешь отказаться. Вернуться в Бронницы.

      – Я вас сейчас не оставлю. – Мамонтов хотел добавить – в таком состоянии, но прикусил вовремя язык.

      – Значит, ты не болел. И у тебя нет антител. И ты можешь быть бессимптомным носителем.

      – Вы болели. У вас у самого есть антитела. Иммунитет.

      – Нет. У меня его нет. В том-то и дело. – Полковник Гущин смотрел на Мамонтова. Глаза над маской. Взгляд такой… пристальный и прямой. – Парадокс. У всех тяжело переболевших есть, но не у меня.