Летопись голодной стали. Ростки зла. Илья Полетаев

лежит граница, которую охраняют. Не знаю, что сейчас творится в столице, но уверен, что ничего хорошего. А тебе светиться не следует. И я не хочу встревать в крупные неприятности из-за тебя.

      – Тогда, раз боишься крупных неприятностей, останови коня и позволь сойти мне! – отрезано буркнула Елена. – Я обойдусь дальше без твоей помощи! А за сделанное ещё раз спасибо!

      – Глупая всё-таки ты ещё… – вздохнул Дункан. – Шестнадцать лет. Простительно.

      – Я не глупая! – взбурлила девушка.

      – Тогда бы ты подумала, прежде чем обижаться, сто раз. И сделала выводы. И держу пари, они были бы в мою пользу.

      На минуту наступила тишина. Конь, уже подуставший, недовольно фыркал: мало того шагает уже сколько времени и невесть куда, везя на себе двух людей, так они ещё умудряются спорить. Конь недовольно махнул хвостом и дёрнул своей гривой, хлестанув ей по лицу девушки, что сидела перед мужчиной.

      Елена гневно фыркнула. Но всё же спустя какое-то время успокоилась.

      Дальше они ехали молча. И проехали так до одного поворота на юг. И этот поворот был ниспослан им как нельзя кстати. А может, и всё совсем наоборот…

      Среди прошлых других, он ничем не отличался собой. Уклон протоптанной ранее травянистой тропы влево спускался с небольшого обрыва, возвышающегося над просторной опушкой. Со всех сторон она была окружена нескончаемыми стволами пышных сосен. Высокие хвойные верхушки заграждали собой горизонт, и, казалось, за их пышными и колючими тёмно-зелёными ветвями уходил в небытие край света.

      Но это была лишь мнимая иллюзия, нагоняемая просторным лесом в сознание тех, кто томился по его необъятным просторам целую вечность.

      И за этим самым поворотом поднимался ввысь столб серого дыма от костра. Посреди опушки, раскинув свой привал, сидело четверо людей. С виду они были похожи на охотников: водружённые на тела меховые кирасы, высокие кожаные сапоги, в которых заправлялись махровые тёмные штаны, и меховые шапки на головах. Один из четверых был бритым, с толстым черепом и широкими плечами, с мясистым лицом, заросшим щетиной, и носом формой картошки. Он лежал на подстилке из шерсти, облокотившись одним локтем возле бедра, громка хохоча от рассказа того, кто сидел по ту сторону костра. Округу на небольшой радиус охватит звук басистого и прокуренного смеха, а также возгласы остальных, наполненные нецензурной бранью. И чем ближе подступал конь, тем громче они становились.

      Дункан притормозил коня у самого края обрыва. Он тщательно всмотрелся в сторону опушки. Его взгляд метался по каждому, кто сидел вокруг костра. Елена молча осмотрелась, а потом спросила:

      – Кто это?

      На что не получила ответа. Дункан слабо ударил поводьями, и конь лениво начал спускаться вниз. Сидящие у костра словно не видели их. Но когда конь выровнялся на прямой, один из сидящих, не прекращая бранно высказываться в хохот, посмотрел в сторону всадников, потом подтолкнул того, кто сидел спиной к ним, лысого и плечистого. Он обернулся, вынимая изо рта жёваный колос сухой желтоватой травы. На мгновение их голоса стихли. Сидящие встречали подъезжающих молчаливыми