Вам хорошо, прекрасная маркиза?. Алина Кускова

молодая семья, – не уставал напоминать Заславский. – Мнимая. Все хорошо, прекрасная маркиза…

      – Дела идут, и жизнь легка, – радостно допела я. – Пить очень хочется.

      – Это с бодуна, – посочувствовал опытный Заславский.

      – Потом, – строго сказала Ванда, – сначала разберем договор по косточкам.

      – Ночь уже на дворе, – пробурчал Заславский.

      – Так сам же сказал, что подпись ему нужна уже утром!

      – Давайте, Ванда Вольфовна, мне авторучку!

      – Сиди на попе ровно, Катерина, – оборвала она меня. – И не ищи на нее приключений. Мне не нравится и про беспрекословное подчинение!

      – Кому я должна подчиняться?

      – Господину Давыдову, – развел руками Заславский. – Кому же еще?

      – Современная женщина эмансипировалась не для рабской покорности мужчине!

      – Вандуся, о чем ты? – недоумевал Заславский.

      – О тебе, – в сердцах призналась Ванда Вольфовна. – Это ты, подлец и негодяй, ломал меня под себя, чтобы мое женское естество не мешало твоим адюльтерам.

      Заславский принялся уговаривать ее, что он не ломал и адюльтеры себе позволял только в крайних случаях, когда под натиском обезумевших от страсти поклонниц отступать было некуда. Ванда утверждала, что отступать следовало в семью. В это время я сидела и представляла нашу с Давыдовым ячейку общества. Рабская покорность, полное молчание, близость на раздельных кроватях, вернее, полное ее отсутствие. Хорошенький такой брак, ничего не скажешь. Может быть, Ванда права и мне не следует на все это соглашаться? С другой стороны, это всего лишь фиктивный брак. Но в любом браке, пусть даже фиктивном, я должна отстаивать свою гордость.

      – …Ты тоже хороша, Вандуся, – ругался Заславский. – Перепрыгнула из одной постели в другую с проворством озабоченной макаки!

      Наверное, приятно, когда тебя любят, рассуждала я, глядя на разгоряченные спором лица. Вот так – неистово, бурно, исступленно и всю жизнь. Интересно, Давыдов способен в принципе на такие высокие чувства? Я в себе уверена на сто процентов, для меня любить и жить – это синонимы.

      – …Ах ты, старый дурак! Нашел когда ревновать! Через сорок лет!

      – Любви все возрасты покорны!

      (Ну, эту фразу Пушкина вы знаете.)

      – Подождите с вашей любовью, – возмутилась я. – Давайте поговорим о моей!

      – О чем? – нахмурился Заславский.

      – Ты влюбилась, дорогуша? – поразилась Ванда.

      – Фиктивно. Ну, по идее, я же должна любить своего мужа?

      – Сейчас посмотрим в договоре, – сразу успокоилась Ванда и углубилась в чтение. – В договоре об этом ничего не сказано, – резюмировала она через пять минут.

      – Вот и хорошо, – вздохнула я с деланым облегчением. – Значит, я ему ничего не должна. Кстати, а сколько он мне должен?

      Я продалась к утру, когда сил спорить с Вандой Вольфовной ни у меня, ни у Заславского больше не осталось. Но она неожиданно согласилась, сказав, что учиться лучше на собственных