Не Господь Бог. Марика Девич

на связи, – легко согласилась Лена.

      Машка вызвала лифт, она желаемое получила, погрузилась в телефон. Мичурину было жаль расставаться с ними так скоро.

      – Погоди, – нашёл он повод. – А как там мой девственник? Дошёл до тебя?

      Лена кивнула.

      – Ага, приходил.

      Миша подождал подробностей, но не дождался:

      – Ну, расскажи. Что там у него?

      – Мичурин, ничего я тебе не скажу. С ума сошёл? Врачебная этика.

      – Ладно тебе. Я ж переживаю за свою работу, инструмент ему поправили, его ж теперь разрабатывать надо. В дело запускать, ты уж постарайся, такой агрегат пропадает.

      – Мне не обязательно знать о его размерах, ладно?

      – Не, ну там реально есть над чем работать, – развел руками Мичурин.

      – Циник! – сказала Лена.

      Подъехал лифт.

      – Стойте, девчонки, деньги-то нужны? – уже в закрывающиеся двери лифта спросил Мичурин, залезая в карман.

      – Не, хватает, – уезжая, отмахнулась Лена.

      Мичурин проводил взглядом. В присутствии Лены он вёл себя как пацан. Если честно, ему хотелось, чтобы Машка рассказывала матери о том, что у него не переводятся «чики», он хотел заставить Лену ревновать, а она не ревновала. Мичурин был для Лены всего лишь отцом её ребенка.

      Лена с дочкой вышли из новостройки, где жил Мичурин, и направились к метро.

      – Вот блин! Папа тебе деньги предлагает, а ты отказываешься! Вот и купили бы машину! – завела свою пластинку дочка, заворачиваясь в шарф по самую макушку.

      – Да тут идти-то десять минут, ходить – полезно, – бодро ответила Лена. – И вообще, я никого не хочу напрягать и не хочу никому быть должна.

      – Так он не в долг же! Он был бы только рад! – возмутилась дочка. – Что ты за человек!

      Лена молча чмокнула дочку в лоб, и они разбежались в противоположные линии метро.

      На кладбище было тихо. Трое рабочих стояли кучкой, глядя на стоящего у могилы матери Мити. Наконец он сумел скопить и поставить ей новый памятник, из гранита, с рисованным портретом вместо фото. Но на картинке мама была совсем на себя не похожа. Почему Мите вечно не везло со сферой услуг? С тем, что в кафе холодное приносят, в прачечной отдают рваное, он привык. Но это был памятник маме, и оттого было досадно и горько.

      – Что, нравится?

      Мите не нравилось. Но он понимал, что глыба гранита – не чайник электрический, менять никто ничего не будет. А денег больше у него не было.

      – Сколько? – просто спросил он.

      – Полтос, как договаривались, – пожал плечами рабочий.

      Но тут рабочего толкнул в бок рядом стоящий, что понаглей:

      – Полтос за памятник, командир, и тридцаточка за работу.

      Митя, который уже достал заготовленную пачку, замер.

      – Мы же на пятьдесят за всё договорились.

      – Не, это ты с горя видать попутал.

      – И двадцатку за портрет. Восемьдесят это без портрета, – добавил наглый. – Это не нам. Художнику.

      – Он у нас умелец, мать что девочка