Гнездо Феникса. Евгений Филенко

тяжелые челюсти, холодный взор и низкий лоб. Равно как и хрупкие плечи да бабья слезливость. То, что я живу своим делом, – самое лучшее всему доказательство.

      – Послушай, но я же не знал, что ты меня любила!

      – Любила. И это была настоящая любовь, а не детская игра в чувства. Никого я не любила так сильно, как тебя, хотя мы и расстались целую эпоху тому назад. Я со страшной болью, с кровью отвыкала от тебя. Но сейчас это не важно. Это прошло. Когда меня вышвырнули из Училища Звездной Навигации и Разведки во второй раз, я поняла, что третьего раза не будет. Доказательство должно быть убедительным и неоспоримым. Я пришла в Училище Звездного Патруля, и шеф-пилот так изумился, что за руку повел меня на приемные испытания. И я была не просто хорошим курсантом. Я была среди лучших! И те девочки, что пришли следом, тоже были одними из лучших.

      – Но зачем?..

      – Пойми: на свете не оказалось ничего такого, что было бы нам не по плечу, не по женскому хрупкому плечу. Да, случается трудно, невыносимо трудно и страшно. От многого пришлось отказаться. Но зато это настоящая жизнь, и это – моя жизнь!

      – А отказываться приходится от любви, от дома, от детей…

      Климова снова коснулась его плеча.

      – Не пытайся спорить со мной. Я неизбежно выиграю. Мои аргументы проверены и отточены в сотнях споров. Ты хочешь возразить, будто у мужчин в крови страсть к приключениям, опасностям и риску и при всем этом у них достает времени на подлинную любовь? Еще бы! Они твердо уверены, что на одной из планет их ждет чистенький домик, преданная подруга, которая никогда не забросит этот дом, не унесется к черту на рога в другую Галактику.

      – И тебе никогда не хотелось прервать эту глупость? – спросил Кратов вполголоса.

8.

      Грант лежал щекой на шелковом бедре Джеммы Ким и прислушивался к толчкам собственного сердца. Ему казалось, что они передаются всему этому миру, что упругий травяной ковер содрогается в унисон со всем его телом. Впервые за долгие годы он вдруг вспомнил, что у него есть сердце. «Не могу больше, – подумал он. – Вот сейчас встану, вернусь на маяк и скажу Кратову: все, брат-плоддер, я больше не могу, надо мне возвращаться домой. Нельзя мне больше без дома и без женщины, паршивый из меня отшельник…» И тут же с тоской осознал, что ничего этого не будет, что вернутся они с Кратовым домой только вместе, в один день и час. Наугад он пошарил рукой и нащупал узкую ладошку Джеммы, сжал ее в своих пальцах и ощутил ответное пожатие.

      – Это было хорошо, – сказала Джемма. – Я не знала.

      – Спасибо, – улыбнулся Грант.

      – Нет, тебе спасибо. Все это необычно. Мы любим друг дружку не так.

      – Да уж надо думать… И кто же мой предшественник? Я хотел сказать – предшественница?

      – Ты ревнуешь?!

      – Нисколько, – сказал Грант с деланным возмущением. – Кто я такой, чтобы ревновать тебя? Разве я, паршивый плоддер, имею на это право?

      – Мы все – как семья. Как сестры. Но только чуточку больше, чем сестры.