Кукла в чужих руках. Наталия Владимировна Алексеева

мне было не до шуток.

      – Придурок! – заорала я, выпрямилась и замахала руками. Мне казалось, что сейчас я кувырком полечу вниз, в серый прямоугольник двора.

      – Чем больше боишься, тем выше шанс грохнуться! Расслабься, – изрек Кирюха и удержал меня за руку. – Что это? – переключился он, увидев свежий фиолетово-багровый синяк, который я заработала, открывая тугую раму.

      – Иди лесом, Кир! – снова заорала я в бешенстве, но руку не отобрала – пусть Кирюха и ненадежная, но все-таки опора. – Сам расслабься!

      – Пожалуйста, – ухмыльнулся он, разжал пальцы и, весело насвистывая, направился к краю.

      Он бодро прошлепал по гулкому скату и остановился, прижимая к себе красно-синий плед. Потом театрально отбросил его в сторону и пошел вдоль водосточного желоба. Слева от него была я и спасительная площадка перед трубой, справа – солнце над крышами и макушка Исаакиевского собора в прозрачной синеве. Затаив дыхание, я смотрела, как грязно-белые подошвы его кед ступают по краю, по очереди упираются пяткой в носок. Мне казалось, это я иду по трепещущему железу, это я вижу бесконечную череду крыш под собой, это меня бьет и толкает ветер.

      – Прекрати! Кирилл! – крикнула я, но он лишь ухмыльнулся. – Идиот! Вернись немедленно!

      В ответ Кирюха раскинул руки, наклонился и вытянул ногу, изображая ласточку. Я поняла, что идиот делает это нарочно – хочет меня выбесить. И у него получается.

      – Ты специально?! Назло?! – проорала я.

      В ответ он опять мерзко ухмыльнулся и продолжил свои гимнастические упражнения.

      К горлу подкатила тошнота, и я отчетливо представила, как он опускает ногу, оступается и исчезает за краем крыши. Этого я вынести не могла. Раз ему так хочется, пусть все это произойдет не у меня на глазах. Я развернулась и в два прыжка, уже не замечая мелкого дрожания крыши, достигла выхода. Забираясь в дом, я не закрыла за собой дверь, а оглянулась и облегченно вздохнула – Кирюха спокойно подбирал плед, стоя в метре от смертельной опасности.

      Но все время, пока мы возвращались домой, я ругала его на чем свет стоит. А Кирюха молча плелся за мной.

      – Чего это ты не отбрехиваешься? – Я вошла в квартиру, повернулась к нему и от удивления забыла закрыть рот.

      Кирюха медленно сползал по стенке, а плед красно-синим комом лежал возле его ног.

      – Кир, ты чего?

      С трудом поднявшись, он навалился на мое плечо, и мы вместе почапали в его комнату.

      – Где лекарства? – спросила я. – Чем ты лечишься?

      – Твоими молитвами, – пробормотал Кирюха, заваливаясь на кровать. Он не разделся, сбросил только кеды. И те сцепились шнурками (как будто дети взялись за руки) и забились в угол.

      – Сейчас принесу, – пообещала я и отправилась на поиски медикаментов.

      К сожалению, в моей семье с лекарствами оказалось так же туго, как и в Кирюхиной. Тогда я накинула куртку, обулась и, стоя на пороге, крикнула умирающему, что ухожу в аптеку. Он тут же нарисовался в дверях.

      – Купи мне курить!

      – Так, значит, с тобой все окей? – нахмурилась я. – Притворялся?

      – Нет.