Святой сатана. Анатолий Леонов

государыня, на тебя рассчитывает.

      Салтыков покраснел от натуги, нахмурил брови и шумно выдохнул.

      – Ну почему всегда я? Что других, никого нет? И что вам, матушка, далась эта пошлая девка? Хлопова – это тетушки забота, а нам надо Борьку из ссылки выручать…

      Не дослушав до конца, старица Евникея молча отвесила сыну увесистый подзатыльник, от которого волосы на его голове встали дыбом.

      – За что, матушка? – опешил Салтыков, растерянно глядя на рассерженную мать.

      – Потому что дурак ты, Мишка! Как был дураком, так дураком и помрешь. Если Машка станет царицей, Хлоповы с Желябужскими нас, Салтыковых, со света сживут. Поедешь в дальние деревни коровам хвосты крутить. А поможешь тетке от постылой избавиться, уж она-то в благодарность найдет способ Борьку ко двору вернуть и тебя, дурака, возвысить. Понял? Ну ладно, иди теперь и думай!

      Тут только Салтыков заметил, что возок стоит у ворот его дома. Он молча вышел наружу, плотнее запахнув на себе бархатный охабень, и, повернувшись к возку, учтиво склонил непокрытую голову.

      Евникея оправила на голове глубокий куколь с крестом и словами молитвы и ехидно заметила:

      – Только не думай, Мишаня, что на тебе свет клином сошелся. Есть у Великой государыни и другие возможности, так что постарайся быть первым.

      – Это что за возможности? – насторожился Салтыков и посмотрел на мать сквозь прищур холодных глаз.

      – Не твое дело, – ответила старица, – ты о своем думай!

      Полог задернулся, и возок, сорванный с места четверкой вороных коней, стремительно исчез за поворотом.

      Михаил проводил его хмурым взглядом, обернулся и пошел, но не в дом, как можно было предполагать, а к другому возку, одиноко стоявшему чуть поодаль от проезжей дороги. Внутри возка сидел закутанный в шубу лекарь Преториус, прижимавший к груди небольшой деревянный сундучок, «скрыню»[12], за внешний вид прозванный в народе «теремом».

      Салтыков молча уселся напротив лекаря и долго, не моргая, взирал на него пустым взглядом водянистых глаз. Молчание явно затянулось. Преториус нервничал, настороженно вглядываясь в лицо начальника Аптекарского приказа. Он кожей чувствовал, что именно сейчас должно произойти что-то важное, то, что изменит его судьбу. Он гадал, но не мог предположить, о чем в конечном счете пойдет речь. Очевидно было только одно: дело это было грязным и опасным, ибо только для таких дел Салтыков и держал чухонца подле себя.

      – Поедешь в Нижний, к бывшей царской невесте Марии Хлоповой, – проговорил наконец вельможа, откинувшись спиной к стенке возка, – скажешь, от государя послан, нужные бумаги Потемкин тебе сделает.

      – И? – спросил Преториус, не дождавшись конца фразы.

      – Никаких «и»! – резко одернул его Салтыков. – Лечить ее будешь со всем тщанием и заботой.

      Худое лицо чухонца вытянулось в гримасу недоумения. Салтыков понизил голос.

      – Только вот, – прохрипел он, едва шевеля губами, – до прибытия дознавателей боярина Шереметева дожить она не должна.

12

Переносной секретер.