Гербарий. Юна Колесник

зараза! Двадцать первый век на дворе! Неужто нельзя мебель нормальную для аудиторий купить? Опять колготки вдребезги!

      Милка улыбается:

      – Ага. Мебель. И каждому по айфону. Ты бы лучше в джинсах ходила.

      – У нас – универ! Какие джинсы? – Олеся гневно встряхивает пружинками кудрей.

      Пять минут до начала пары. Ведущий вуз города. Биофак.

      – Милка, будь другом, сфоткай лабу, мы не успели.

      – Мил, а скинь задачки по органике.

      – Миииила! – это с задних рядов. – Лекции забери, я отксерила. Спасибо!

      – В карман не положишь, на хлеб не намажешь спасибо это ваше. Милка, ты чокнутая, ей-богу. Я бы с них со всех, – Олеся презрительно машет головой, – бабки бы брала.

      – Бабки… Не ворчи. Сама как старая бабка – бу-бу-бу…

      Огромные окна, от самого пола и почти до потолка. Ноябрь, а солнце слепит. За окнами – голые чёрные липы, за ними – проспект, с самого раннего утра наливающийся шумом. Потоковая аудитория. Проектор на каких-то хлипких струнках-проводах, огромная, во всю стену, доска и такая же длинная, только белая, крашеная, кафедра. Олеся морщит нос: «Убожество!», а Милке нравится, ей всё здесь говорит о том, что эти стены надёжны, незыблемы, как те знания, которые день за днём упорно вбиваются в их бестолковые головы.

      Милка открывает тетрадь, кругленькими буковками пишет дату на полях.

      Они сидят рядом на первом ряду. Почти не разговаривают, не гуляют вместе, однако весь поток уверен – дружат. Олеся – нарочито звонкая, ярко-рыжая, неглупая. В том райцентре, откуда она вырвалась огненной лавиной, несколько иные представления о красоте, о моде, о манере общения, чем в городе, чем среди ухоженных и циничных городских девочек. У Олеси каждый день будто праздник, карнавал – то анимешно-короткие юбки, то вязаные платья немыслимых расцветок. Она словно провоцирует: ну-ка, попробуй, задень!

      И рядом с ней Милка: джинсы, рубашка или джемпер, вечный хвост на затылке, из гаджетов – беспроводные наушники, дешёвый смартфон с кучей фоток, «читалка» – для электронных учебников и нескольких любимых книг.

      Олеся всегда приходит первая, ей из общаги пять минут идти, занимает место на двоих. В принципе, могла бы и не занимать, желающих сидеть под носом у преподов немного.

      – Привет оранжерее! – громко, весело отражается от стен чуть картавый голос.

      Артём улыбается всем. И каждой. Смуглая, но не от загара кожа, зелёные глаза. Он намеренно задерживается у двери, зная, что несколько десятков глаз смотрят только на него.

      Милка тоже невольно любуется – как в Третьяковке в прошлом году перед картинами Васнецова. Как в ботаническом саду, когда цвели азалии. Как сегодня утром, когда смотрела на осоку, серебряную от инея… и чуть не прозевала маршрутку.

      – Смазливый, паразит! – это опять Олеся. – Оранжерея, ага… Террариум у нас. Гекконы, агамы. Я даже одну эублефариху знаю. Вон сидит, когти выпустила, ресницами наращенными хлопает. Лина… – она ловит Милкин почти пустой