Жизнь спустя. Михаил Шнитке

в общеньи с такими ж душами,

      Но что может душа бестелая.

      Никакой не явиться новости,

      Не меняться ни снам, ни радостям.

      Равным стать и остаться тождеством.

      Между ними не стало разницы.

      2. Тени

      Мы были стукнуты —

      И в темном промежутке

      На черном дне сохранены на черный день.

      Но все, что мы рожаем без рассудка,

      Вернется с нами, будет наша тень.

      А мы и сами возвратимся, словно тени,

      И не найдем ни корня, ни ростка.

      Прийти в страну родных растений тенью

      Сорокалетнего немого старика.

      Кого ж мы приведем с собой? Тень тени?

      – Нет.

      С собой мы приведем своих детей.

      Растерянных, измученных потерями,

      Лишенных человеческих путей.

      Так тянут тени нити поколений.

      По строчке “На черном дне сохранены на черный день” автор прошелся не раз. Он говорил, что со временем сообразил, что она навеяна пастернаковским “Уж мне не позабыть о дне, когда на океанском дне…”, т. е. это хоть и невольный, но плагиат. Но дальше он и пастернаковскую строчку обвинял в типологическом плагиате, поскольку “этот банальный каламбур естественно должен прийти в голову сразу многим. Пользоваться такими фразами – дешевка!”.

      3. Клаустрофобия

      Коробка с красным померанцем —

      Моя каморка.

Б. Пастернак

      Коробка с красным померанцем,

      А нам без срока

      Жить с померанцами бок о бок,

      И нет порога.

      И некуда от них деваться.

      Огромный короб —

      Коробка с красным померанцем

      Накрыла город.

      Накрыла склоны гор и дали,

      Вобрала море.

      Клаустрофобией зажала,

      Заткнула щели;

      А нас ведь даже не сажали,

      Мы сами сели.

      Понятно, речь тут о померанцевых (в частности, цитрусовых), но автор как-то заметил, что связывал это и с эссеистикой Григория Померанца.

      4. P.S

      Все учтено в потоках чистогана.

      Все учтено, все учтено,

      И даже то, могучим ураганом

      В Европу Веной вскрытое окно.

      Далее шли два стихотворения, которые автор иногда называл: первая и вторая баллада. Их форма лишь отдаленно напоминает французскую балладную форму, да еще и без схемы рифмовки. Почему-то автору эта ложная “балладность” была дорога.

      И скучно и грустно

I

      Среди выщербленных скал в сторонке

      Сидит мальчишка у тропы.

      Глаза больны и пальцы тонки,

      А ощущения – тупы.

      Он ждет кого-то, ждет спасения,

      Он ждет, Спаситель не идет,

      И искривили опасения

      Сухой, чуть приоткрытый рот.

      Но вот фигура, и, как кошка,

      Бесёнок мой припал к ногам.

      Прощенья просит, просит крошки,

      А тот перешагнул, немножко скользнув по сведенным рукам.

      Глаза он поднял, непрощенный:

      Прозрачный шлейф и ласты ног.

      Господь, конечно, ни при чем,